— Я не желаю знать, за какие подвиги вы получили свои кресты, Кребс, но вы не воин. Вы — убийца.

— Все воины убивают.

— Воины убивают в открытом бою. А вы били наших летчиков исподтишка. Набрасывались на них внезапно, когда они уже садились. Я говорю вам с солдатской прямотой: вы подлец, Кребс!

Лицо Кребса багровеет от прихлынувшей крови, он сжигает кулаки и хочет что-то сказать, но Лосев командует:

— Увести! Нам не о чем говорить с ним. Хотя… Встань, Злобин. Пусть штандартенфюрер посмотрит на летчика, который его сбил.

Кребс бросает на меня косой взгляд.

— Не трудитесь, гауптман, я хорошо разглядел вас еще на аэродроме. И запомните этот день. Если вы доживете до тех лет, когда люди пишут мемуары, то можете смело написать что в этот день вам крупно повезло. Вы не только вышли живым из боя с Йозефом Кребсом, но и благодаря счастливому случаю сумели положить конец его летной карьере.

От такой наглости я несколько теряюсь, но Лосев выручает меня:

— Случай! Да, это случайность. Но это счастливая для вас случайность, что вы не встретились с ним раньше, в бою. С ним или с майором Волковым, которого вы подло расстреляли на днях. Тогда бы для вас война закончилась гораздо раньше.

Кребс не сдается и цедит сквозь зубы:

— Интересно, гауптман, какая это у вас по счету победа? Полагаю, третья или четвертая.

Меня вновь опережает командир:

— Вы, Кребс, не только подлец, но еще и нахал. Четвертая! А двадцать четвертую не хотите? Вот его товарищ, Николаев. У него семнадцать побед. А у их комэска Волкова, которого вы убили из-за угла, было тридцать девять. У вас, я видел, восемьдесят четыре победы, но вы и воюете-то третий год, а мои ребята — только четвертый месяц. Так что, Кребс, делайте выводы. В открытом бою вам их никогда бы не одолеть. И вы это поняли, потому и придумали, прямо скажу, искусный и хитрый прием. Но больше одного раза вам его применить не удалось. Вас расшифровали и подловили. А это тоже надо суметь сделать. — Лосев машет рукой. — Увести его и доставить в штаб армии. Нам некогда беседовать с этим фюрером.

Поникшая фигура Кребса исчезает в дверях землянки.

Мне этот бой не забыть нипочем;

Смертью пропитан воздух…

В.Высоцкий

Утро 11 октября выдалось ясным. Летать в такую погоду — одно удовольствие. Невысокое еще солнце ярко высвечивает желтую листву берез и редкие кучевые облака.

Я стою на пороге землянки. Эскадрилья собирается завтракать, а я прикидываю, когда же то, ради чего я здесь, случится. Видимо, очень скоро. Вчера пара из первой эскадрильи летала в район Дубровки и Бетлицы. Они не вернулись. Сегодня — моя очередь. Как-то все сложится? Гул моторов прерывает мои размышления. На посадку заходит пара “ЛаГГов”. Это комдив!

Минут через двадцать прибегает посыльный.

— Злобин, Николаев — в штаб!

Лосев сказал правду. Генерал-майор Строев привез нам два ордена Красного Знамени.

— По нашим сведениям, в эскадре “Нибелунгов” объявлен траур по штандартенфюреру Кребсу и гауптштурмфюреру Ренике. Тем, кто собьет “Як-1” с головой лося и номерами “27” или “28”, обещана награда и месячный отпуск в фатерлянд, — говорит нам комдив, вручая ордена. — Но я полагаю, вы не доставите им удовольствие получить такую награду?

— Постараемся, — обещает Сергей.

— Награды обмывать будете уже на новом месте. К концу дня вы перебазируетесь в район Починок. А теперь, Злобин, смотри сюда и слушай внимательно.

Строев достает из планшета карту и разворачивает ее на столе.

— С Брянского фронта немцы сняли танковую группу Гудериана. По данным разведки, ее разворачивают против нашего фронта для прорыва с левого фланга. Ясно, что район сосредоточения этой группы — вот здесь. — Карандаш в руке Строева обводит на карте район между Дубровкой и Бетлицей. — Мы уже знаем, что они здесь. Но не знаем ничего о готовности группы к наступлению: подтянуты ли тылы, где сосредоточены ударные группировки, на каком они расстоянии от линии фронта, куда направлен главный удар. Об этом мы не знаем ничего. Четыре пары разведчиков, в том числе из вашего полка, уже побывали в этом районе и не вернулись. Они успели только передать по радио то, что уже известно. Группа Гудериана — там. Этот участок очень плотно прикрывают немецкие истребители, там действуют и “Нибелунги”. Они просто не выпускают наших разведчиков из района.

— Товарищ генерал, — предлагает Жучков, — а что, если послать на разведку не пару, а эскадрилью? С эскадрильей они не справятся.

— Это верно, не справятся. Но эскадрилья, вернувшись целой, вернется и без результата. Пролет большой группы через линию фронта не останется незамеченным, и немцы успеют принять меры. Они очень тщательно маскируются. Поэтому надо идти все-таки парой. Задача ясна, Злобин?

— Так точно, товарищ генерал: найти и нанести на карту расположение группы Гудериана.

— Это не все. Надо еще и доставить эту карту сюда.

— Есть доставить карту сюда, товарищ генерал!

— Надо вернуться с данными разведки, Злобин. Обязательно вернуться. Времени не остается. Не исключено, что Гудериан уже изготовился к удару и находится на исходных позициях. Удар может последовать в любой час. Поэтому и посылаю тебя. Больше некого. Был бы Волков жив, послал бы его. А сейчас пойдешь ты. Пойдешь и вернешься. Никто другой этого не сумеет сделать.

— Я понял, товарищ генерал.

— Товарищ генерал, разрешите обратиться! — неожиданно говорит Сергей.

— Слушаю, Николаев.

— Разрешите мне идти вместе со Злобиным. Нас двоих они наверняка не одолеют.

Генерал с сомнением качает головой.

— Твоими бы устами да мед пить. Если “Нибелунги” навалятся на вас, они вас не выпустят. Поэтому задача не в том, чтобы отбиться от них, а в том, чтобы не попасться им или уйти в случае чего. Тут вся надежда на вашу изобретательность, на ваш боевой опыт.

— Разрешите действовать, товарищ генерал?

— Идите. Удачи вам!

Мы получаем у Жучкова карты и идем сначала в свою землянку. Там я сажусь за стол и, развернув карту, предлагаю Сергею сесть рядом.

— Слушай сюда. Хоть один из нас должен вернуться, это ясно. Как это сделать?

— Вот это не ясно.

— Предлагаю создать у немцев впечатление, что разведку ведет один самолет. Фронт пройдем раздельно и начиная с этой точки пролетим над районом сосредоточения восьмерками, на сходящихся курсах, но так, чтобы одновременно в одной точке не появляться. Это будет выглядеть вот так.

Я рисую схему маневров и временной график. Сергей внимательно смотрит и усмехается.

— А что? Должно сработать. Но самая большая опасность — на обратном пути.