«Княжич Иван поехал направо, – подумала Вася, которая слышала эту сказку уже тысячу раз. – Серый волк убил его коня. Он плакал, потеряв его. Но в сказках не говорится, что его ожидало, если бы он поехал прямо. Или налево».

Петр негромко разговаривал с братом Родионом на другом конце кухни. Васе хотелось бы услышать, о чем идет речь, но дождь слишком громко барабанил по крыше.

Она ушла с рассветом, чтобы чего-нибудь набрать в лесу. Она была готова на что угодно, даже вымокнуть под ливнем, лишь бы на несколько часов вырваться на свежий воздух. Дом на нее давил. Анна Ивановна, Константин и даже ее отец следили за ней какими-то непонятными взглядами. Крестьяне что-то бормотали, когда она проходила мимо. Случай с конем Кирилла так и не забылся.

Она обнаружила монаха, который ехал кругами на крепком белом муле.

Вася удивилась, что нашла его живым. Бродя по лесу, девочка порой натыкалась на голые кости, но ни разу ей не встречался живой человек. Лес был опасен для путников. Леший водил их кругами, пока они не падали замертво, или водяной вперялся в них своими холодными рыбьими глазами и утягивал в реку. А вот этот кряжистый добродушный монах отважился в него войти и выжил.

Васе вспомнилось предостережение русалки. «Чего испугались черти?»

* * *

– Вам повезло, что моя безрассудная дочь отправилась в лес в такую погоду и нашла вас, – сказал Петр.

Брат Родион, утолив голод, украдкой бросил быстрый взгляд в сторону печи. Упомянутая дочь толкла какие-то травы, и огонь обводил ее стройный силуэт золотом. На первый взгляд она показалась ему уродливой, да он и сейчас не считал ее красавицей. Но чем дольше он на нее смотрел, тем труднее было отвести взгляд.

– Я рад, что так получилось, Петр Владимирович, – поспешно ответил брат Родион, поймав вопросительный взгляд Петра. – У меня послание от отца Александра.

– От Саши? – вскинулся Петр. – Какие вести?

– Брат Александр – советник великого князя, – ответил послушник весомо. – Он стяжал славу добрыми делами и защитой малых сих. Он мудр и рассудителен.

– Как будто мне хочется слышать о доблестях, которые Саша мог бы лучше применить как господин собственных земель, – проворчал Петр, но Родион расслышал в его голосе нотки гордости. – Ближе к делу. Такие новости не привели бы вас сюда поздней осенью.

Родион посмотрел Петру в лицо.

– Вы уже отправили свою дань хану, Петр Владимирович?

– Она пойдет по снегу, – рыкнул Петр.

Урожай был скудным, дичи было мало. Петру было жаль каждого зернышка, каждой шкурки. Приходилось резать овец, его сыновья выматывались на охоте, женщины уходили на сборы лесных даров в любую погоду.

– Петр Владимирович, а если бы вы не были должны платить эту дань? – продолжил Родион.

Петр не любил подходов издалека, и так и сказал монаху.

– Хорошо, – спокойно отозвался молодой монах. – Князь и его советники спрашивают себя, почему мы все еще должны платить дань и кланяться язычнику. Последнего хана убили, а его наследники не успевают посидеть на троне и года, как тоже становятся жертвами убийц. В Орде царит смятение. Почему оттуда должны приказывать добрым христианам? Мы собираемся воевать с Ордой, и брат Александр просит вас о помощи, потому что когда-то был вашим сыном.

Вася увидела, что ее отец переменился в лице. Ей было любопытно, что именно сказал молодой монах.

– Война, – бросил Петр.

– Свобода, – возразил Родион.

– Здесь, на севере, иго нас не тяготит, – заметил Петр.

– Но все-таки оно на вас лежит.

– Лучше иго, чем удар Золотой Орды, – не согласился Петр. – Им даже не обязательно вступать с нами в открытую битву, достаточно просто подослать людей ночью. Десять зажженных стрел – и Москва сгорит дотла. А мой дом тоже деревянный.

– Петр Владимирович, брат Александр просил меня сказать…

– Извините, – оборвал его Петр, резко вставая, – но я слышал достаточно. Прошу меня простить.

Родион вынужден был кивнуть и уткнуться в свой мед.

* * *

– Но почему бы нам не повоевать, батюшка? – вопросил Коля.

Он держал за уши двух убитых зайцев. Отец с сыном воспользовались перерывом между ливнями, чтобы проверить силки.

– Потому что я предвижу мало хорошего и много плохого, – ответил Петр уже в который раз. Оба сына не давали ему покоя с тех пор, как монах вскружил им головы рассказами об известности их брата. – Твоя сестра живет в Москве: ты хотел бы, чтобы она оказалась в осажденном городе? Когда татары захватывают город, живыми никого не оставляют.

Коля отмахнулся от такой возможности, так что зайцы у него в руке нелепо задергались.

– Но, конечно же, мы дадим им бой далеко от ворот Москвы!

Петр наклонился к следующему силку, который оказался пустым.

– К тому же, батюшка, – добавил Коля, горячась, – мы могли бы отправлять на юг товары, а не дань. Мой двоюродный брат не станет никому кланяться, он будет настоящим князем. Твои собственные внуки могут стать великими князьями!

– Вместо возможного славного будущего моих неродившихся потомков я бы предпочел, чтобы мои сыновья остались живы, а дочери были в безопасности. – Видя, что сын снова готовится возражать, Петр добавил уже мягче: – Сынок, ты ведь знаешь, что Саша уехал против моей воли. Я не унижусь до того, чтобы сажать собственного сына на привязь: если желаешь сражаться, то тоже можешь уезжать, но я не стану благословлять безрассудную войну и не дам тебе ни кусочка ткани, ни серебряной монетки, ни коня. Саша, как ты помнишь, хоть и прославился, но должен выпрашивать хлеб и выращивать собственный огород.

Что бы ни собирался ответить Коля, это сменилось радостным возгласом: в силке оказался еще один заяц: его линяющая на зиму шкурка была в пятнах грязи. Пока сын наклонился, чтобы его забрать, Петр выпрямился и застыл на месте. В воздухе пахло недавней смертью. Сопровождавший Петра волкодав заскулил, словно щенок, и прижался к хозяйской ноге.

– Коля! – позвал Петр.

В голосе отца прозвучало нечто такое, что заставило молодого мужчину вскинуть голову, сверкнув черными глазами.

– Чую, – сказал он спустя мгновенье. – А что с собакой?

Пес скулил, дрожал и выразительно оборачивался в сторону деревни. Петр тряхнул головой. Он поводил носом из стороны в сторону, словно и сам был ищейкой.

Не говоря ни слова, он вытянул руку, указывая на кровавое пятно на опавшей листве рядом с ними. Кровь была не заячья. Петр повелительно махнул псу, и тот, скуля, поплелся вперед. Коля держался чуть левее, двигаясь так же бесшумно, как и его отец. Они осторожно вышли из-за деревьев на небольшую поляну, засыпанную черной прелой листвой.

Это был лось. Задняя нога валялась почти у ног Петра, в крови, с вырванными сухожилиями. Основная часть туши лежала чуть дальше. Из вспоротого брюха вывалились внутренности, от которых, несмотря на холод, сильно воняло.