– Нет! – завопила она. – О, Боже, не здесь! Не здесь!

Казалось, ее голос врезается в стены и множится, словно кричат сотни женщин.

За миг до того, как в церкви воцарилась неразбериха, Вася проследила, куда указывает пальцем мачеха. Над Царскими вратами восставший Христос, который до этого был серьезным, теперь им улыбался, и два клыка выступали над его нижней губой. А еще вместо двух глаз у него был только один. Вторая сторона его лица была испещрена синими шрамами, а веко второго глаза было зашито наглухо.

Сражаясь с перехватившим горло страхом, Вася подумала, что уже где-то видела это лицо.

Однако размышлять дальше было некогда. Стоявшие рядом с ней зажимали уши ладонями, ничком валились на пол или пробивали себе путь к притвору. Анна осталась стоять одна. Она хохотала и рыдала, царапая воздух. К ней никто не хотел прикасаться. Ее вопли эхом отражались от стен. Константин протиснулся к ней и отвесил ей оплеуху. Она замолчала, задыхаясь, но казалось, что шум не прекращается, словно возроптали сами иконы.

В самом начале суматохи Вася успела подхватить Ирину, чтобы ее не сбили с ног. Спустя мгновение Алеша подскочил к Дуне и заключил ее в сильные объятия. Их нянюшка стала маленькой как ребенок, и хрупкой словно ноябрьские листья. Они четверо цеплялись друг за друга. Вокруг мельтешили и кричали.

– Мне надо к матушке! – пискнула Ирина, пытаясь вырваться.

– Погоди, птичка, – сказала Вася. – Тебя просто затопчут.

– Пресвятая Дева! – выдавил Алеша. – Если станет известно, что у Ирининой матери такие припадки, на сестренке никто не женится.

– Никто об этом не узнает! – отрезала Вася, увидев, что девочка страшно побледнела, и бросила на брата негодующий взгляд.

Их оттеснили к стене. Они с Алешей заслоняли собой Дуню и Ирину.

Вася снова посмотрела на иконостас. Теперь он стал таким, каким был всегда. Иисус восседал на троне над миром, подняв руку в благословении. Может, то, другое, лицо ей привиделось? Но если так, то почему завопила Анна?

– Молчать!

Голос Константина гудел, как дюжина колоколов. Он встал пред алтарем и поднял руку живым отражением Христа у него над головой.

– Глупцы! – прогремел он. – Разве вы дети, чтобы испугаться женского крика? Встаньте, вы все! Молчите. Бог защитит нас.

Они сползались к центру, словно наказанные дети. Чего не смог добиться своими окриками Петр, сделал голос священника. Все теснились к нему. Анна стояла, содрогаясь и рыдая, серая, словно небо перед восходом. Единственный, кто был бледнее нее самой в этом храме, это сам священник. Горящие свечи заполнили неф странными тенями. И вот, снова – упавшая на иконостас тень явно не была человеческой.

«Господи! – подумала Вася, когда служба возобновилась. – Здесь? Черти не заходят в церкви, они – существа этого мира, а церковь – часть иного».

И, тем не менее, она видела ту тень.

* * *

Петр постарался как можно скорее увести жену домой. Ирина раздела ее и уложила в постель, однако Анна рыдала, задыхалась, корчилась в спазмах и никак не желала успокаиваться.

Наконец Ирина отчаялась и вернулась в церковь. Отца Константина она нашла отбивающим поклоны перед иконостасом. После окончания службы люди целовали ему руку и умоляли их спасти. В тот момент он выглядел умиротворенным. Даже ликующим. Однако теперь Ирине показалось, что она видит самого одинокого в мире человека.

– Вы не зайдете к моей матери? – прошептала она.

Константин резко выпрямился и обернулся.

– Она плачет, – объяснила Ирина, – никак не перестает.

Константин не ответил: он напрягал все свои чувства. После того, как из храма все ушли, Бог явился ему в дыму потушенных свечей.

– Прекрасно. – От шепота дым закручивался у пола водоворотами. – Они так испугались!

Голос был почти ехидным. Константин молчал. На миг ему подумалось, что он безумен, а голос выползает из его собственного сердца. Но… «Нет, конечно. Твои сомнения – плод твоей собственной порочности, Константин».

– Я рад, что Ты пришел к нам, – прошептал священник чуть слышно, – вести свой народ к праведности.

Однако голос не ответил. И сейчас в церкви стояла тишина.

Уже громче Константин сказал Ирине:

– Да, я приду.

* * *

– Здесь отец Константин, – объявила Ирина, заведя священника к матери в спальню. – Он тебя успокоит. Я пойду готовить ужин: у Васи уже подгорает молоко.

Она выбежала из комнаты.

– В церкви, батюшка? – прорыдала Анна Ивановна, когда они остались вдвоем. Она лежала на постели, кутаясь в меха. – В церкви… никогда раньше – в церкви!

– Что за глупости вы говорите, – заявил Константин. – Церковь хранит сам Бог. Только Бог обитает в церкви, со своими святыми и ангелами.

– Но я видела…

– Вы ничего не видели! – Константин приложил ладонь к ее щеке. Она дрожала, словно испуганная лошадь. Его голос стал ниже, завораживая. Он прикоснулся к ее губам указательным пальцем. – Вы ничего не видели, Анна Ивановна.

Она подняла трясущуюся руку и дотронулась до его руки.

– Я не буду ничего видеть, если вы мне так скажете, батюшка.

Она покраснела, словно девица. Волосы у нее потемнели от пота.

– Вот и не надо ничего видеть, – сказал Константин и убрал руку.

– Я вижу вас, – прошептала она, словно выдохнула. – Иногда я вижу только вас. В этих ужасных местах, где холод, чудовища и голод. Вы для меня единственный свет. – Она снова поймала его руку и приподнялась на локте. Ее глаза были полны слез. – Прошу вас, батюшка! – прошептала она. – Я хочу только быть рядом.

– Вы безумны, – отрезал он. Он толкнул ее на постель и отошел. Она была квелой и старой, изъеденной страхом и несбывшимися надеждами. – Вы замужем. Я посвятил себя Богу.

– Не так! – воскликнула она в отчаянии. – Совсем не так! Я хочу, чтобы вы меня видели. – Жилы у нее на шее вздулись, она заикалась. – Видели меня. Вы видите мою падчерицу. Вы на нее смотрите. Как я на вас смотрела… как смотрю. Почему не за мной?.. Почему? – провыла она.

– Полно. – Он взялся за дверную ручку. – Я вас вижу. Но, Анна Ивановна, смотреть не на что.

Дверь была массивная. Закрывшись, она заглушила женский плач.

* * *

В тот день люди сидели у печей, пережидая снегопад, однако Вася улизнула проведать лошадей.

«Он идет», – сказала Мышь, дико выкатывая глаза.

Вася пошла к отцу.

– Надо завести лошадей на двор, – сказала она. – Сегодня, до сумерек.

– Почему ты здесь, у нас на шее, Вася? – сорвался Петр. Снег валил густо, ложась им на шапки и плечи. – Ты должна была уехать. Давно уехать в надежный дом. Но ты отпугнула жениха, и теперь ты здесь, а уже зима!