Наверное, если бы Лиза рассказала бабушке про «полчаса начудеса», Ксения Леонтьевна ее бы поняла, но Лиза элементарно стесняласьобсуждать с бабушкой такие вещи.

Они вышли в эфир! Все прошло хорошо, хоть и не без накладок,но зритель о них не догадывался, только сотрудники едва не поседели. Тем неменее рождение нового канала состоялось, и на вечеринке, посвященнойзнаменательному событию, все сияли, включая Лизу. Инна тоже сияла, но у нее дляэтого были и свои дополнительные причины. Канадский венгр Миклош прислал ейписьмо, не электронное, а обычное, старомодное письмо, написанное с чудовищнымиошибками на русском языке, почти забытом за годы эмиграции, а когда-то из-подпалки выученном в школе и университете. И в этом письме было много слов олюбви.

– Лизка, я не знала даже, какой это кайф – обычноеписьмо, – горячечным шепотом твердила Инна во время фуршета. – Оно жепахнет им… Он сам писал эти строки – и никаких точек, ш, никаких собачек,никакой электроники. Оно живое, понимаешь? Не поленился человек… Шесть страниц,и все про любовь… С ума сойти… Лизка, что мне делать?

– Ответить тем же!

– Я не в состоянии написать и пяти строчек, как бы яего ни любила! Не умею я письма писать, не умею, хоть плачь!

– Обратись к моей бабушке! – Что?

– Что слышала! Она ему напишет такое письмо, что твойМиклош вплавь в Москву кинется, через океан!

– Шутишь?

– Нисколько! Бабушка все же человек литературный, и онарассказывала, что в молодости писала письма за свою подругу, которая без памятибыла влюблена в какого-то взрослого ученого дядьку, и тот по письмам влюбился внее и женился… Так что имеешь шанс.

– Погоди, это же какой-то классический сюжет… Не могувспомнить…

– Сирано де Бержерак, например! – засмеяласьЛиза. – И еще, наверное, есть подобные коллизии в литературе.

– Мне неудобно просить Ксению Леонтьевну!

– Брось, бабуля обожает лезть в чужие любовные дела.Сделаешь ее своей конфиденткой, она будет в восторге. Станет и письма писать, иобсуждать с тобой каждую буквочку его писем…

– Ты серьезно?

– Серьезнее не бывает!

– И все же как-то неудобно… Ой, смотри, Булатоврассекает волны…

К ним и вправду приближался Булатов с бокалом шампанского:

– Дорогие дамы, позвольте с вами чокнуться в честь…Хотя я и так чуть не чокнулся в последние дни… Каламбур дурацкий, да?

– Ну что вы! Нормальный каламбур, впрочем, мы же неможем критиковать начальство! – подмигнула ему Инна.

Он добродушно рассмеялся. Инна тут же исчезла.

– Ох, Елизавета Федоровна, свершилось!

– Юлий Данилович, все еще только начинается, поверьтемне! Выйти в эфир не штука, вот удержаться на уровне куда труднее. Тутпостоянно нужны большие деньги…

– Знаю, голубушка, знаю, но давайте хоть сегодня неговорить о деньгах! Мне все недосуг было вам сказать, что я познакомился свашей очаровательной бабушкой!

– Она вами тоже очарована.

– Мы с ней так хорошо покурили… Знаете ли, прием былскучнейший, и вдруг подходит ко мне дама, просит огонька… Слово за слово – ивыяснилось, что это ваша бабушка! Она даже приглашала меня в гости…

– На рыбу под бешамелью? – засмеялась Лиза.

– Кажется, да. Я, правда, не очень знаю, что такоебешамель… Но если вы позволите, я был бы рад напроситься… К тому же вашабабушка играет в покер, мы с ней поговорили и на эту тему… А вы играете?

– Увы, нет!

Его добродушное лицо вытянулось.

– Жаль!

Но тут к Булатову подлетели двое журналистов, потом кто-тоеще, и Лиза потихоньку ретировалась. Но бабушка, какова! Мне сказала, чтоБулатов первым подошел к ней… Нет, с этим надо кончать, иначе я окажусь в смешномположении. Сегодня же поговорю с ней. Только не сгоряча, а то она обидится.Пусть лучше занимается Инкиной личной жизнью, у Инки великая заокеанскаялюбовь… А у меня что? Заокеанский трах? Черт побери, какую роль в нашей жизнистали играть океаны… Раньше мы за «железным занавесом» жили как на острове, нанеобитаемом острове с многомиллионным населением. Что это меня на геополитикупотянуло, я тут ни ухом ни рылом – что в географии, что в политике…

– Елизавета Федоровна, о чем задумались? – подошелк ней один из сотрудников ее отдела.

– Не поверите, Сережа, о геополитике! – засмеяласьЛиза. – А что это у вас такое аппетитное на тарелке?

– Крабовое суфле, рекомендую, очень вкусно!

– Надо попробовать, а то за разговорами и голоднойостаться недолго.

– Особенно если вместо еды думать о геополитике!

– Удивительно верное замечание! Хороший он парень, иработник отличный, но его вид! Татуировки где только можно, серьга в ухе,волосы, завязанные в длинный хвост. Когда Лиза впервые его увидела, испугалась.Однако, проработав с ним некоторое время, оценила по достоинству и, как толькоБулатов дал ей возможность набрать себе штат, тут же переманила Сергея состарой работы, где он изнывал от тоски и ненависти к новому руководству.Правда, пришлось-таки долго внушать Булатову, что Сережа не просто ценный, апоистине бесценный кадр, несмотря на столь экстравагантный вид.

– И возьмите еще вот эти печенюшки с сыром.

– Сережа, печенюшки называются тарталетками, и я их ужеела.

– А вина вам можно налить?

– Нет, хватит, я за рулем!

– Но у вас же персональная…

– Я отпустила Славу. Что ж ему, целый вечер туттомиться, пока мы будем выпивать?

– Боже, какая вы демократка!

– Уж вам ли этого не знать! – засмеялась Лиза.

– Это точно! Но все же капельку я вам налью, и давайтевыпьем, чтобы нам не пришлось еще раз пережить такой крах… Вот уж поистинезакат империи… во что превратили канал…

– Давайте выпьем, но воспоминаниям сегодня не место,тем более горьким. Вперед и с песней, как говорится, мы же только начинаем.

– Годится! За начало!

Прошла неделя. Лиза мыла на кухне посуду, а бабушка с Иннойуединились, чтобы обсудить черновик письма в Канаду. Ксения Леонтьевна свосторгом отнеслась к этой задаче, и вот сегодня они с Инной после ужинаобсуждали текст. Лиза держалась от этого в стороне.

– Не хватало еще и мне подключиться, – хмыкнулаона в ответ на предложение Инны. – Хватит с тебя и бабушки. А я лучшепосуду помою. – Она собрала тарелки, чашки, вытряхнула пепельницу и вдругзастыла. Откуда тут эта пепельница? Она же отнесла ее летом в офис Сметанина итам оставила. Или она что-то путает? В доме всегда было множество пепельниц,немудрено и спутать… Да, конечно, та вроде была потемнее… и поглубже… Черт, илиу нас были две одинаковые? Такое тоже случалось. Бабушка нередко покупаланесколько одинаковых маленьких пепельниц, чтобы, когда приходит много гостей,не ставить на стол разномастные… Я просто забыла об этом. Она давно мне наглаза не попадалась. Однако нахлынули воспоминания… Как было приятно иногдасидеть с ним вдвоем, есть сладости, терзаясь угрызениями совести, и вестинеспешные, бессодержательные разговоры о пирожках нашего детства. А вокругвитал упоительный аромат сигарет «Питер Стьювизант». Интересно, где он ихберет, что-то я в продаже их не вижу. Сейчас он, возможно, как раз тушит окурокв моей пепельнице, перед тем как завалиться на свой диван… с ЕленойАрнольдовной! Тьфу! Чтоб этот диван под ними сломался! Пепельница выскользнулаиз рук и разбилась. На счастье… На чье счастье? Его и Елены Арнольдовны? Хотяона наверняка мою пепельницу грохнула об пол, как и другую, стеклянную, и двадымчатых стакана, в которые я ставила ландыши и незабудки… Бабушка говорила,что он участвует в каком-то ралли… Рука давно зажила, гипс сняли… Боже, какглупо все это было… Как бездонно глупо… Какую кретински-невыполнимую задачу япоставила перед ним – полюбите нас черненькими… Зачем? У него есть вполнечерненькая по всем статьям, Леля, – и глаза, и волосы, и душа… Зачем емуразбираться с какой-то мымрой…