о платье она говорила бы иначе, консультируясь с сестрой, а так она говорила о новых отмычках или защитных сетях.

– Кого? – заинтересовался император, жалея, что под капюшоном не видит ее глаз. – Кто этот человек вам?

– Одного юношу. Я не знаю его имени, но господин Каалис наверняка помнит, он сам показывал мне его дело вчера.

– Хорошо, я посмотрю, что можно сделать, и если Манкольм подтвердит, что этот человек достоин милости, он будет освобожден. Даю вам свое слово.

– Слово императора? – улыбнулась Сайлейн.

– Нет, именно свое.

Девушка благодарно кивнула и отвернулась. Ее взгляд блуждал по прилавкам, пока не натолкнулся на продавца птиц. Девушку перекосило от условий их содержания: в клетках, позади самого торговца, в маленьких и для многих очень тесных клетках ютились по-настоящему редкие виды.

– У вас есть рошаль? – тихо спросила она у торговца. Тот опасливо взглянул на людей, окружавших девушку, скинувшую капюшон. Причислив их к охране, кивнул. Рошаль у него имелся, и избавиться от птицы ему хотелось как можно быстрее. За ловлю этого популярного у аристократии вида полагалась смертная казнь, что, впрочем, не останавливало любителей быстрой наживы, стремящихся всеми правдами и неправдами попасть в Гортан, единственное место, где эти птицы размножались. Князь даже хотел полностью закрыть границы, но это означало бы полную изоляцию страны, а на это никто идти не хотел.

– Для госпожи найдется все, – заверил торговец, кланяясь. Он справедливо полагал, что у девушки, пожелавшей рошаля, денег неприлично много. – Госпожа готова заплатить сейчас?

Девушка потянулась к поясу, и мужчина облегченно выдохнул: сегодня он избавится от птицы и отнесет начальнику стражи его долю, закрыв долг. Резкий звук, с которым втянул воздух один из сопровождающих покупательницы, он пропустил мимо ушей.

– Пройдемте со мной, – позвал торговец, кивая помощнику. Косоглазый мальчишка занял место хозяина за прилавком. – Птица не здесь. И в рамках сохранения конфиденциальности я настаиваю, чтобы со мной пошел кто-то один.

– Двое, – отрезала девушка.

– Двое, – покладисто сказал торговец.

– Он и он. – Сайлейн кивнула на Манкольма и Растана.

– Как будет угодно госпоже.

Девушка только кивнула, но стоило мужчине обернуться к ней спиной, наградила таким злым взглядом, что тот сбился с шага, впрочем, не зная, каких врагов приобрел. Дождавшись, пока все трое скроются из виду, Сайлейн попросила Вильгельма и Астонию подождать ее немного. Принцесса рассеянно кивнула, Вильгельм также согласился или – девушка пригляделась лучше – он просто следил за происходящим глазами подчиненного. И пусть, пока они будут спасать рошаля, она разберется со всей поставкой. Пусть это и нарушение законов гильдии, но им об этом знать вовсе не обязательно.

Рыжий мальчишка, исполнявший обязанности хозяина, продержался недолго. Стоило Сайлейн выпустить когти и как следует намекнуть на его дальнейшую судьбу, далекую от тюремных застенков, струсил и выдал связного и периодичность встреч. Конечно, рошалей доставляли редко, но обязательно раз в месяц приходил новый птенец. Девушке осталось лишь недовольно скрипнуть зубами: присутствие императора на улице за дверью лавки мешало тут же сорваться с места, чтобы прекратить навеки жизнь зарвавшихся людей. Воровать у оборотней рошалей – даже не оскорбление, а плевок, и еще одна причина, почему иные страны в Союз не принимали. Упрощенная система таможни позволила бы людям беспрепятственно вывозить этих птиц, взявших на себя функцию обиталища душ тех из оборотней, что не ушли навеки. Рошаль появлялся на могиле укором или радостью для семьи почившего. Укором, если он не ушел по их вине, радостью, если был так к ней привязан, что и после смерти желал оберегать своих потомков. Был и третий вариант – дети, потерявшиеся между двумя формами и погибшие. Они получали право на перерождение, а пока ожидали, обращались в рошалей и жили среди своих, наблюдая за старшими или учась с кем-нибудь из молодых. После возрождения оборотни, как правило, сохраняли эту форму и часто служили вестниками кланов. А потому от осознания, что люди поймали или убили кого-то из детей, Сайлейн теряла контроль.

Чтобы окончательно не сорваться, девушка поспешила на воздух. Густой, с запахом соломы и перегноя, он не раздражал ее, скорее помогал вновь стать человеком.

– Ваше величество, – тихо позвала она Вильгельма, – уже что-то известно?

– Да, нашли птенца и еще несколько ценных видов. Манкольм решил вмешаться, и сейчас там малоприятное зрелище. Он спрашивает, возьмете ли вы временно к себе птенца или лучше отдать его до приезда делегации Гортана в зверинец?

– Я возьму.

– Сожалею, что так получилось. Я слышал, рошали очень дороги вам?

– Да, и будьте готовы к разбирательству, ваше величество. Ваши извинения не примут, пока не вернете всех рошалей, проданных на территории вашей страны.

– Я решу этот вопрос.

– Спасибо.

– Полагаю, нам лучше вернуться.

Сайлейн не ответила, молча взяла его за руку, позволяя перенести себя на территорию резиденции. Ей еще нужно было сообщить о птице князю Гортана Альбравису.

Вильгельм, как полагается, проводил ее до дверей покоев и ушел. Сайлейн, дождавшись, пока стихнут его шаги, бросилась в ванную и заперлась. Скинув на пол плащ, она наскоро смыла с себя пыль и прочитала воззвание к гортанскому князю, окропив зеркало кровью. Да, что-то последнее время ей приходилось расходовать крови много больше обычного.

Альбравис ответил не сразу.

– Лейни, – удивленно вопросил князь, вытирая полотенцем волосы. Было видно, что он только выбрался из ванной, и задержка вызвана, прежде всего, его заботой о психике вызывающего. Ибо, если бы вызывал мужчина, он мог бы позавидовать и разозлиться или, наоборот, сравнить не в свою пользу накачанную фигуру князя. Женщины же имели опасность влюбиться в этого сероглазого блондина, во многом являвшего собой идеал мужчины.

– Я в Таске, и мы нашли рошаля, – быстро и четко пояснила цель связи девушка.

Удлинившиеся клыки князя были лучшим ответом на ее вопрос, а полыхнувшие тьмой глаза – прогнозом дальнейших действий.

– Император в курсе дела?

– Да.

– Я пришлю кого-нибудь, но раньше чем через два дня не получится. Ты же знаешь, купол не позволяет… Там взрослая птица или птенец?

– Птенец, я присмотрю, – пообещала Сайлейн, предпочитая не ставить своего хорошего знакомого в неудобную ситуацию и заставлять его просить.

– Спасибо. Корвус говорил, ты участвуешь в цирке со смотринами?

– Ну да, – улыбнулась уголками губ девушка. – Все в Союзе знают о моем падении?

– Только избранные, – заверил оборотень, – разумеется, все правители оказались осведомлены, и двор, и слуги, и…

– Можешь не продолжать, – застонала девушка. Оборотни, они такие, если чужаку не скажут ничего, то скрыть что-либо внутри группы зачастую сложнее, чем подложить кнопку на трон короля, когда он на нем