План Охеды казался невыполнимым: пройти весь остров до его восточной оконечности, затем оттуда на каноэ перебраться на Эспаньолу, пересечь большую часть ее территории и таким образом вернуться в Санто-Доминго. Разбойники понимали, что в конце полного опасностей многомесячного путешествия всех, за исключением дона Алонсо и Куэваса, ожидает виселица, но, тем не менее, они отправились в путь, словно это был поход за счастьем. Настолько сильным было их желание вернуться в цивилизованную жизнь.

Охеда, как опытный командир, понимал, что с этими людьми он не сможет противостоять ни одному воинственному племени, и потому предложил обходить деревни индейцев. Они направились вдоль побережья, через широкие и пустынные равнины, называемые саваннами, и леса, подступавшие к морю. Этот поход по совершенно незнакомому им южному берегу Кубы, лишь с тем запасом продовольствия, которое можно было унести на себе, поначалу проходил спокойно. Но несколько дней спустя Охеда с тревогой начал замечать, что леса отступили, а земля травянистой саванны с вьющимися растениями теряет твердость у них под ногами, постепенно превращаясь в болото.

С каждым шагом почва становилась все более мягкой и скользкой, казалось, что она буквально уходит у них из-под ног, путники проваливались по колено в зловонную жижу.

– Это не может продолжаться слишком долго! – кричал Охеда своим спутникам, пытаясь подбодрить их. – Именем Сантьяго, вперед! Я уже вижу твердую землю.

Видневшиеся вдали луга он искренне принимал за подобные тем, что остались у них за спиной, однако эта обманчивая зелень лишь покрывала глубокое, тряское болото.

Они брели по пояс в воде и на восьмой день пути убедились, что находятся посреди бесконечной топи. Ситуацию ухудшало и то, что вода была соленой, из-за чего мучительная жажда становилась еще сильнее.

Время от времени вода казалась менее соленой, и тогда все жадно пили ее. Это была река, сбегавшая с расположенных в глубине острова гор, и, не имея прямого выхода к морю, она терялась в этом болоте. Ее течение прорыло в трясине глубокое русло, попав в которое путешественники тут же теряли почву под ногами; те, кто не умел плавать – тонули, а их спутники даже не могли им помочь.

С каждым дневным переходом экспедиция теряла по нескольку человек. Оставшиеся экономили ту провизию, которую удалось забрать с корабля – хлеб из маниоки и сыр, и использовали в пищу те растения, что могли отыскать: питание, слишком скудное для людей, постоянно бредущих в воде, лишь увеличивало число погибших.

Когда им необходимо было переночевать или от усталости они валились с ног, путники устраивались на переплетающихся над поверхностью воды корнях мангровых деревьев. Во время этих коротких привалов Охеда и Куэвас молча пересчитывали оставшихся, и с каждым разом их становилось всем меньше и меньше. Постоянно грозившая им опасность и близость смерти превращали всех в жестоких эгоистов.

– Братья, вперед! Святая Богородица поможет мне! – покрикивал им в спину Охеда грустным голосом.

Внезапно один из путников провалился в трясину. Всего несколько мгновений спустя, нахлебавшись воды, он не мог даже кричать. Его шевелюра какое-то время еще колыхалась на поверхности воды, подобно водорослям… А потом он исчез навсегда.

Все словно оглохли, и никто даже не повернул головы. У выживших было одно лишь желание: идти и идти вперед, насколько хватит сил, выбраться из этой трясины, по которой они бредут уже пятнадцать дней, и лишь выживший из ума мог решиться повернуть назад.

С каждым днем вода становилась глубже, а почва под ногами менее устойчивой. Съедобных растений почти не попадалось, а хлеб от влажности покрылся плесенью.

Капитан оставался единственным, кто еще сохранил энергию и шагал впереди, прокладывая путь. Будучи прекрасным пловцом, он ежедневно избегал смерти сам и умудрялся своими советами уберечь от ошибочных шагов все более жалкие и малочисленные остатки экспедиции.

Как никогда раньше Куэвас восхищался энергией этого необыкновенного человека. Иногда, в приступе отчаяния, Фернандо отказывался идти дальше. Хотелось просто умереть. Но голос командира возвращал ему силу воли.

– Вспомни о своей жене и об Алонсико! Человек, пока он дышит, не имеет права усомниться в помощи бога.

В этом походе по бесконечному болоту они растеряли почти все свое оружие. Лишь немногие сохранили свои мечи, используя их в качестве посоха.

Свою маленькую икону Пресвятой Богородицы Охеда нес в заплечном мешке, и когда они выбирались на выступавшие из воды сплетения мангровых зарослей, дон Алонсо доставал ее, пристраивал среди ветвей и, склонившись перед иконой, молился вслух, взывая к помощи своей покровительницы. Куэвас молился вместе с ним; закончив, дон Алонсо говорил ему извиняющимся тоном:

– Плохой выбор ты сделал, Фернандо, последовав за мной!

Он так часто обращался за покровительством к Пресвятой Деве, что бандиты, вынужденные следовать за ним, из суеверия стали подражать ему, и в итоге весь отряд истово молился перед этой маленькой доской, расписанной во Фландрии и купленной одним испанским епископом.

Дон Алонсо, склонный к мистицизму и вере в сверхъестественное вмешательство, пытался найти объяснение посланному его покровительницей тяжелому испытанию. Уже двадцать пять дней шли они по воде и трясине, проваливаясь по грудь, временами вынужденные плыть или цепляться за корни мангровых деревьев, чтобы их не засосало болото. Гибельная топь, казалось, не закончится никогда. В отчаянии Охеда внушил себе, что все это – предостережение Пресвятой Девы, наказывавшей его за то, что таскает ее с места на место, в чужих землях, подвергая бесчисленным опасностям.

– Клянусь вам, Сеньора! – воскликнул герой. – Если мы выберемся живыми из этой трясины, мы построим часовню в первой же индейской деревне, и там я оставлю вашу икону, чтобы все язычники поклонялись вам.

До самой глубокой старости Куэвас не мог забыть это бесконечное, жуткое путешествие по кубинским болотам. Годы спустя, беседуя в Санто-Доминго с монахом Бартоломе де лас Касасом, знаменитым епископом и защитником индейцев, писавшим в это время историю завоевания новых земель, Фернандо говорил ему:

– Ни один народ не страдал так, как испанцы в Новом Свете, но мучения Охеды и шедших с ним людей превзошли даже эти страдания.

Тридцать дней понадобилось им, чтобы пересечь болото протяженностью всего около тридцати лиг. Тростник, корни деревьев, лианы образовывали такие заросли, что иногда за день им удавалось пройти меньше лиги пути, но, с другой стороны, все эти препятствия помогали им держаться на плаву, когда почва уходила из-под ног.

В последние дни смертей стало еще больше. Голод и изнеможение были настолько сильными, что многие специально падали в воду и добровольно уходили из жизни. Другие, уже не в силах двигаться, усаживались на корни мангровых деревьев и закрывали глаза:

– Оставьте меня, братья! Не переживайте за меня.

И замирали неподвижно в ожидании смерти. Их просьбы были излишними. Никто и не думал о них.