Два страшных удара ожидали их на рассвете. Шлюпка – единственный их шанс – исчезла, а вместе с ней и четверо участников экспедиции. Все начали бегать вдоль берега, подавая сигналы в надежде, что пропавшие их услышат. Во время поиска своих товарищей они внезапно обнаружили, что земля, которую они приняли вчера за противоположный берег залива, оказалась островом.

Забравшись на самую высокую скалу, они увидели, что со всех сторон было лишь море. Широкий пролив отделял их от материка. Никуэса и его товарищи, даже не подозревая об этом, оказались взаперти на необитаемом острове посреди безжизненного океана.

Четверо из его людей, совершив неслыханное предательство, сбежали на единственной шлюпке. А тем, кто остался – суждено погибнуть, и никто никогда не узнает об их судьбе. Может быть, лишь спустя много лет какая-нибудь испанская экспедиция, случайно попавшая на этот никому не нужный остров, обнаружит несколько дюжин скелетов, и будет даже неясно, кому они принадлежали – белым или индейцам.

Одни от отчаяния взревели, словно раненые животные, другие – упали на колени и, воздев руки к небу, стали молить бога о помощи. Спустя какое-то время голод и жажда заставили их двигаться. Однако все, что им удалось обнаружить – лишь несколько моллюсков в скалах и солоноватая вода в заболоченных лужах.

Никуэса, не менее энергичный, чем Охеда, хотя по характеру более сдержанный и мягкий, заставил своих людей искать выход из этой ситуации. Без инструментов, лишь с помощью мечей и ножей, им удалось из стволов деревьев соорудить плот, чтобы преодолеть широкий пролив, отделявший остров от берега. У них не было весел, и несколько солдат из тех, кто хорошо умел плавать, пытались толкать плот, однако они были слишком слабы после стольких лишений, а течения оказались настолько сильными, что всем пришлось покинуть уносимый волнами плот и вернуться на остров.

Упорный Никуэса приказал сделать новые плоты, но все попытки оканчивались неудачей. Неделя шла за неделей, и каждый день гибло по нескольку человек: одни – от голода и жажды, другие – от горя и отчаяния.

Четверо моряков, сбежавших на шлюпке, чтобы избежать голода, гребли к тому месту, где, по их представлениям, должна была находиться флотилия, и после множества мучений им удалось достичь реки Белен, где когда-то Колумб пытался основать первую на Материке колонию, а сейчас Олано пытался строить форт и поселение.

Рассказ четырех дезертиров потряс членов экспедиции; Олано, хоть и против своей воли, был вынужден отправить бригантину на тот остров, где находился Никуэса, и люди из потерпевшего кораблекрушение экипажа с рыданиями обнялись с моряками, пришедшими им на помощь.

На бригантине был большой запас фиников, кокосов и других фруктов, собранных вдоль побережья, и Никуэсе пришлось применить всю свою власть, чтобы не позволить своим спутникам умереть от обжорства: с такой жадностью те набросились на еду. Попав на корабль, они вдоволь напились пресной воды и наконец покинули этот остров, где осталось столько могил их товарищей.

По прибытии в Белен Никуэса выразил Олано все свое справедливое негодование и собирался судить как предателей и его, и тех, кого считал соучастниками, но в итоге был вынужден уступить просьбам о снисхождении и в этой непростой ситуации решил отложить наказание.

Та часть экспедиции, которая обосновалась в колонии, находилась почти в таком же плачевном состоянии, как и отряд Никуэсы на необитаемом острове. Местные индейцы, которые так досаждали Колумбу и его брату дону Бартоломео во время их попытки основать здесь колонию, с маниакальным упорством атаковали и эту экспедицию испанцев. В колонии свирепствовал голод, а каждый выход на поиски пропитания стоил жизни нескольким поселенцам. Из восьмисот человек, погрузившихся на корабли в Санто-Доминго несколько месяцев назад, оставалось всего четыреста, и большинство из них были так истощены голодом, что казались ходячими скелетами.

Недостаток пищи вынудил этих белых христиан опуститься до каннибализма пещерных времен. Тридцать испанцев отправились из Белена на поиски продовольствия, обнаружили почти разложившийся труп индейца, съели его и спустя всего несколько часов корчились в ужасных мучениях от жуткой пищи. Нескольких солдат, убивших своего умирающего товарища, чтобы скорее съесть его, Никуэса приказал вздернуть на виселице. Нужно было бежать с побережья несчастливой реки Белен, и колонисты решили использовать опыт одного моряка, сопровождавшего Колумба в его четвертом и последнем плавании, и найти на побережье перешейка ту красивую и спокойную гавань, которую Колумб назвал Пуэрто-Белло. В качестве ориентира этот моряк указывал источник очень свежей воды у подножия гигантского дерева и якорь, наполовину зарытый в песок. Они обнаружили дерево, источник и якорь, но, когда высадились на берег Пуэрто-Белло, их атаковали местные индейцы и своими выстрелами вынудили ретироваться, оставив на песке погибших товарищей.

Тогда они попытались найти еще одно место, указанное моряком из экспедиции Колумба, в семи лигах отсюда, которое адмирал назвал Пуэрто-де-лос-Бастиментос[21], поскольку индейцы там предложили испанцам еду.

Когда они выбрались на берег, то не обнаружили ни одного индейца, и Никуэса радостно воскликнул:

– Во имя Бога, давайте остановимся здесь!

После стольких неприятностей и неудач его спутники из суеверия решили взять эти слова в качестве счастливого предзнаменования и дали этому месту название Номбре-де-Диос[22].

Губернатор Кастилии-дель-Оро вступил во владение этими землями со всеми необходимыми церемониями: вытащил меч, срезал пучок травы и вырубил знак креста на коре дерева. Затем, не обращая внимания на то, что все члены поредевшей экспедиции уже едва держались на ногах от слабости, губернатор заставил возвести форт и обнести его частоколом, чтобы противостоять атакам индейцев, которые тут же их начали обстреливать, как и раньше в Белене.

Очень скоро жизнь в Номбре-де-Диос стала такой же невыносимой, как и в покинутой ими колонии в Белене. Голод не отступал. Дикари уничтожали все посевы, которые пытались взрастить испанцы.

Запасы, привезенные из Санто-Доминго, закончились, и было большой удачей найти хоть какую-нибудь змею, чтобы съесть ее. В пищу шли и куски кайманов, обжаренные на углях.

Никуэса отправил одну из каравелл на Эспаньолу за хлебом и мясом, но она так и не вернулась. Болезни и смерть выкашивали их ряды, и иногда даже не хватало людей, чтобы отправить их в дозор у частокола Номбре-де-Диос. Любая рана становилась смертельной от общего истощения и нехватки лекарственных средств.

Никуэса был вынужден проявлять жестокость, чтобы поддерживать хоть какую-то дисциплину среди воинов. Однажды во время смотра защитников крепости он понял, что из восьмисот человек, отправившихся с ним в плавание из Санто-Доминго, осталось лишь около ста «живых скелетов». И у них, и у самого губернатора Кастилии-дель-Оро, наследника колумбовой сказочной мечты о золоте, уже не оставалось никакой надежды. Большинство мечтали лишь о том, чтобы смерть пришла как можно скорее.