Метнувшись в приемное отделение, Родион вдохнул и тут же рванулся вон. Но совесть не позволила. Нельзя испытывать терпение криминалиста, вооруженного никарагуанским табаком. Пришлось дышать ртом, как рыбка. Хотя и на этом испытания не закончились. Лебедев высказал все, что думает о сумасбродном юнце, не проронив ни слова. Было в его молчании столько упреков, столько горестной печали, что Родион готов был пасть на колени и молить о прощении.

– Не судите строго, ваше благородие, накурил маленько, дожидаясь вашу персону, – Аполлон Григорьевич тщательно вдавил окурок в пустую чернильницу и помахал ручкой, дескать, разгоняю невинное облачко. Поздняя муха на полном лету пала замертво.

Родион стал торопливо оправдываться, что вынужден был проверить важные сведения и вообще…

– Не стоит трудиться, ваше благородие, мы, старики, уже тем рады, что не забыли нас. У вас забот столько, целый участок на плечах. Скоро небось департамент подкинут, а там, чего доброго, и министерство. Где уж тут упомнить о скромном эксперте.

Нет, лучше бы наорал, честное слово. В театральной покорности статный красавец вдруг стал похож на драгоценную матушку Ванзарова: та же непобедимая язвительность. До чего мерзко, прямо до костей пробирает, честное слово. Ух.

– Я знаю, ее убийца… – оборвал Ванзаров на самом интересном месте.

Любопытство одолело обиду.

– И кто же? – спросил Лебедев с некоторым вызовом.

– Про кого спрашиваете?

– Про кухарку, конечно. Кого же еще?

– Обижаться не будете? Мир? Я помилован? – Родион скроил смиренную физиономию, даже усы сникли.

Лебедев хмыкнул, погрозил кулаком, чем обычно восстанавливается дружба среди настоящих мужчин, и потребовал раскрыть тайну.

– Я знаю, ее убийца… действовал с умом.

– Это все? – уточнил криминалист, поняв, что провели его самым детским способом. – Говорю же: прирожденный жулик.

– У вас учусь. Сами предупреждали: в полиции надо держать ухо востро.

Не найдя достойного ответа, Лебедев уже нормальным грозным тоном потребовал объяснить: почему его выставили из особняка и не дали закончить дело.

– Пусть местный пристав оформит самоубийство, – ответил Родион. – Даже записку предсмертную не тронул.

– Желаете скинуть с рук?

– Пусть убийца думает, что ему все удалось.

– Зачем? Не проще ли его взять с поличным? Улик бы хватило.

– А вот глаз сюда никак не вписывается. Да и Марфуша. В том-то и дело, что улики были слишком явными. Угадайте, что нашел в одной из комнат?

– Еще один труп? – с надеждой спросил Лебедев.

– Учебник криминалистики Карла Эммерта.

Казалось, в мозгу Аполлона Григорьевича шелестят страницы:

– Точно! Эммерт описывает применение бромэтила. О мышьяке – подробная статья. Ах, ты… – Далее вылетело словцо, которым талантливая натура себя не стесняет.

– Можно назвать и так, – согласился Родион. – Расскажите лучше, что обнаружили в спальне.

– С одной стороны, любопытно, но с другой – примитивно.

– Начните с простого.

– Итак, нас хотят уверить, что барышня умудрилась съесть полбанки Acidum arsenicosum, то есть мышьяка. Возможно ли такое? Во-первых, положение тела прямое, спокойное, постель не смята. Но при такой дозе яда обязательны жуткие боли в желудке, человека сворачивает в дугу. К тому же рука свисает к полу, а бутылек с ядом аккуратно лежит на стуле. Далее. При отравлении мышьяком кухарка не могла умереть так быстро.

– И тихо. Даже сосед-лакей ничего не слышал.

– Именно. Агония продлилась бы несколько часов, она бы разбудила стонами или криками весь дом – боль адская. Самое главное: вся комната должна быть забрызгана рвотой и прочими испражнениями. А в спальне – чисто и сухо. Подобный уникальный случай отравления мышьяком мировой криминалистике неизвестен.

Сглотнув комок, подступивший к горлу (все те же никарагуанские сигарки), Родион выдавил:

– Примитивный и неумелый обман. А что любопытного?

– Мышьяк применили in flagranti[11], не как яд, а для гарантии удушения, – Лебедев был профессионально серьезен. – Причина смерти: асфиксия. Она наступила в результате того, что барышню накрыли подушкой.

– Чтобы не было шума, – не удержался юный чиновник.

– Разрывы сосудов в глазных яблоках, темно-синеватое окрашивание нижней губы и капелька крови в ноздре, ну и пятна Тардье. Даже без вскрытия достаточно, чтобы сделать вывод об истинном характере преступления. Мышьяк же всыпали в горло уже мертвой, чтобы проверить, что дыхания нет. Честно говоря, девица на кухарку не больно смахивает. Никогда не видел таких кухарок миленьких.

– Для удушения подушкой нужны сильные руки…

– И время. Надо держать не только подушку, но и давить на грудную клетку. До четырех-пяти минут.

– Красиво сыграно – шаром.

Лебедев ждал продолжения, как поклонники ждут монолога великого артиста.

– В бильярде есть удар: биток попадает по шару, а тот закатывает в лузу другого. Не самый филигранный, но требует мастерства.

– Что вы тянете, как цыганка копейку! – не выдержал любознательный криминалист. – Валите все сразу.

– В особняке Бородиных только один человек мучился зубами. Как только я захотел расспросить, что она делала прошлым вечером, Тонька решила покончить с собой от несчастной любви.

– Думаете, бромэтил принесла кухарка?

– Именно – принесла. Наверняка не зная, что во флакончике.

– А кто ее же задушил?

Задумчивый юноша не ответил, вдруг кинулся к столу, полез в ящик и достал заветную баночку.

– Вот что мешает логике.

Скользкий шарик неплохо сохранился, водка – отличный консервант.

– Позвольте еще разок взглянуть ему в глаза…

Шарик, он же глаз, ладно поместился в ладони криминалиста, обтянутой резиновой перчаткой. Зрелище вышло специфическим, не каждому стальному сердце под силу. Родион отвел взгляд. И обернулся на тихий стук в дверь. Без объяснений показав спину, Лебедев торопливо удалился в сторону мертвецкой.

Пребывать в недоумении долго не пришлось. Криминалист вернулся с новой баночкой, в которой плескался еще один глаз с бирюзовым зрачком.

– Барышня согласилась одолжить, – хитро подмигнул он. – Ей ни к чему, а нам пригодится. Взгляните.

Оба сосуда стали рядышком. На мгновение показалось, что невидимое чудовище, вроде Чеширский кот еще не придуман Кэрроллом, смотрит разноцветными глазами. Зрелище не для слабых нервов. Хорошо, что у юноши они практически из проволоки.