— Благодарю вас за то, что согласились посетить меня, джентльмены. Прошу извинить, если мое скромное угощение пришлось вам не по вкусу. Поверьте, я не хотел никого обидеть.

Мужчины за столом закивали. Макси взял с блюда жирную индюшачью ногу и впился зубами в белоснежную мякоть. По его подбородку потек розовый сок.

— Мы конкуренты, — продолжал Геркулес, — но сейчас перед нами возникла общая проблема.

Лица всех присутствующих были повернуты к нему. Все молчали. Рыжеволосый перс положил ногу индейки на тарелку и вытер подбородок. Геркулес ждал, чтобы кто-нибудь ответил. Переговоры обещали быть гораздо сложнее, чем он предполагал.

— Ну ладно, — вновь заговорил он. — На протяжении многих лет мы гнались наперегонки, ставили друг другу подножки и пытались перехитрить один другого. Мы купцы, бизнесмены, соперники. Я признаю это и думаю, что никто из вас не станет возражать против этих определений. — Никто по-прежнему не произносил ни слова. Но по крайней мере, подумалось Геркулесу, никто и не возражает. — Но если мы будем воевать друг с другом и если не выступим сейчас единым фронтом против общего противника…

— И кто же, по вашему просвещенному мнению, является нашим общим противником? — с нескрываемым лукавством осведомился Перси Сент-Джон Дент. — Не имеете ли вы в виду семейство Врассунов с его полученной от парламента монополией на прямую торговлю между Англией и Китаем? Может, это именно они являются нашим общим врагом?

Элиазар простер руки к потолку и провозгласил:

— Никто из нас, простых торговцев, не обладает достаточной мудростью, чтобы ставить под сомнение благородные действия должным образом назначенного парламента ее величества. Закон есть закон. Мы ведь все подчиняемся ему? Мы законопослушные купцы, а не разбойники и не пираты.

— Закон! — сказал, будто выплюнул, Макси. Ричард положил руку на плечо брата, чтобы угомонить его.

— Да, именно! — подхватил Геркулес. — Закон, — повторил он, а затем многозначительным тоном спросил: — А как иначе нам жить здесь, в собственном доме? Почему в наших концессиях правят маньчжурские законы? Я уверен, концессии должны жить по нашим законам. — Он несколько секунд помолчал, а затем, словно невзначай, произнес: — Почему бы нам не объединить усилия, чтобы добиться экстерриториальности, не высказаться как один в пользу ее введения? Экстерриториальность является конечной целью любого колонизатора. При ее наличии он может вводить собственные законы в пределах территории своей юрисдикции. Концессии перестанут быть крошечным анклавом, затерянным на просторах огромного Китая, они превратятся в кусочки Англии или Америки и будут управляться торговыми домами, которые станут вводить законы и следить за их соблюдением в соответствии со своими потребностями.

— Но здесь мы не являемся законом, — констатировал очевидное Джедедая Олифант.

— Да, — улыбнулся Геркулес, — но мы могли бы им быть. Если бы объединились. Единство — вот ключ к победе.

С этим согласились все присутствующие. Они знали: им придется нажимать на свои правительства, чтобы те заставили маньчжуров даровать им право экстерриториальности. Возможно, это будет стоить многих жизней и уж наверняка обернется потерями в сборах подоходного налога. Антиколониальные движения в Англии и Америке набирали силу. Если они почувствуют разброд и колебания в рядах торговцев, то непременно перейдут в наступление.

Макси снова взял индюшачью ногу и откусил от нее. Его белые крепкие зубы с клацаньем сомкнулись на косточке. Посмотрев на брата, он взял еще один кусок индейки, но, прежде чем успел донести его до рта, дискуссия переросла в перепалку.

Ричард знал, что глава торгового дома «Джардин и Мэтисон» прав. Только объединившись, они могут заставить свои правительства выбить из китайцев согласие на экстерриториальность. И только тогда они сумеют вынудить китайских рабочих трудиться в концессиях, а также смогут предоставить китайцам жилье и защитить их от мести маньчжурских мандаринов. Но мужчин, собравшихся в этой комнате, разделяло слишком много лет вражды и недоверия. Ричард понимал, Геркулес — не тот человек, которому удастся объединить торговцев. Он смотрел на сердитые лица сидевших за столом, слушал голоса, которые звучали все громче и злее. Спокойствие сохранял один только Элиазар Врассун. Наконец старик устремил на него выпученные глаза и, кивнув, сказал на идиш:

— Приходи ко мне сегодня вечером.

Слова, прозвучавшие на незнакомом языке, заставили споривших на английском умолкнуть. Послышались гневные реплики в адрес «затесавшихся среди нас язычников», а Перси Сент-Джон Дент заявил, что «на нашей встрече должно говорить на английском».

— Приношу извинения, джентльмены, — кивнул Врассун-патриарх.

Однако Ричард не заметил сожаления ни в голосе, ни в поведении старика.

Когда братья Хордуны поднялись из-за стола, чтобы отправиться восвояси, главы крупнейших торговых домов сидели в злом, напряженном молчании.

Поздно ночью Ричард вошел в самое сердце вражеской территории — личный кабинет патриарха клана Врассунов. Он стоял с шапкой в руке, ожидая появления старика.

Все в этой комнате кричало о могуществе и богатстве. Роскошные ковры из Пенджаба, обитые нежной кожей стулья, готовые соперничать с лучшей мебелью парижских салонов, огромные окна, выходящие на пешеходную дорожку, бегущую вдоль берега Хуанпу, написанные маслом картины в золоченых рамах, изображавшие, похоже, одну и ту же женщину, только в разные периоды ее жизни. У одной стены кабинета стоял семисвечник, у другой — различные артефакты, относящиеся к иудаизму.

Без фанфар и извинений за опоздание в кабинет вошел Элиазар Врассун, а за ним — Сирил, его помощник по делам Китая. Движением одного пальца Врассун отпустил Сирила и только после того, как тот вышел из кабинета, повернулся к гостю.

Ричард посмотрел на Врассуна. По его телу пробежала дрожь злости, которая тут же прекратилась, поскольку в памяти вдруг зашевелилось одно очень важное воспоминание. Глава «Британской восточно-индийской компании» протянул ему руку. А в мозгу Ричарда всплыли слова: «Что ты здесь делаешь?» Но продолжение фразы никак не удавалось поймать. На секунду Ричарду показалось, будто он падает в пропасть, вновь превратившись в ребенка, а между ног — влажно! А потом он куда-то тыкал пальцем, указывая мужчине на что-то. На что?

Ричард заметил наконец протянутую руку, и ему доставило удовольствие не ответить взаимностью на этот жест вежливости.

— Как вам будет угодно, — проговорил Врассун, опуская руку в карман сюртука. — Что ж, похоже, наши коллеги-христиане намерены и впредь грызться друг с другом.

— В отличие от нас, иудеев, которые всегда любят и почитают друг друга, — с нескрываемым сарказмом заметил Ричард.

Старик кивнул и налил себе рюмку шерри из хрустального графина. Ричарду он выпить не предложил.

— Действительно, — сказал Врассун, — но мы, по крайней мере, не ссоримся из-за религиозных тонкостей.