– Вроде как это цивилизованное место, не? – пробормотал Бранд, пока Ральф подводил «Южный ветер» к причалу.

– Самый цивилизованный город мира, – пробормотал отец Ярви. – Хотя обычно это значит, что люди здесь предпочитают всаживать нож не в грудь, а в спину.

– А то ж нарядную рубашечку попачкаешь, а как же… – заметила Колючка, глядя на горожанина, который как раз на цыпочках бежал по причалу, высоко подобрав шелковые одежды.

Здоровенный пузатый корабль с зелеными от гнили шпангоутами очень неудачно накренился посреди гавани – половина весел над водой, пассажиры в панике. Кстати, люди столпились с одного борта, а корабль явно взял больше груза, чем мог. Пока Бранд затаскивал на борт свое весло, оттуда уже, жалостно размахивая руками, свалилось двое человек – а может, их сбросили в воду. В воздухе стоял густой дым, пахло горелым, и в нос бил смрад паники – воняло хуже, чем прелым сеном, а самое страшное, он был заразный, как чума, и люди от него дурели.

– Опять нас постигла злая удача! – расстроился Доздувой, вылезая на причал следом за Колючкой и Брандом.

– Я, ребята, в удачу не верю, – заявил отец Ярви. – Только в предусмотрительность. Ну и непредусмотрительнось. А также в хитрость и наивность.

И он подошел к седому северянину с заплетенной в две косы бородой. Тот невесело наблюдал за погрузкой корабля, весьма напоминающего обликом «Южный ветер».

– Хорошего дня… – начала было Служитель.

– Ничего подобного! – рявкнул северянин, перекрикивая общий шум и гам. – Спросите кого угодно – разве это хороший день?

– Мы с «Южного ветра», – представился Ярви. – Пришли вниз по Запретной из Калейва.

– Я Орнульф, капитан «Матери Солнце».

И он кивком указал на потрепанный непогодой корабль.

– Два года тому мы пришли из Ройстока. С той поры мы торговали по весне с алиуками и собрали товар – всем на зависть товар! И специи, и бутылки, и бусы, и прочие женские сокровища – за них бабы душу бы отдали!

И он горько покачал головой.

– И был у нас склад в городе, и прошлой ночью он сгорел дотла. Все погибло. Был товар – и нет товара.

– Мне очень жаль, – быстро отозвался Служитель. – И все же боги пощадили ваши жизни.

– Потому-то мы и хотим убраться отсюда подальше, а то и их потеряем.

Где-то особенно пронзительно, аж волосы дыбом встали, завизжала женщина. Ярви нахмурился:

– А что, здесь всегда так?

– Вы не слыхали, что ль? – удивился Орнульф. – Императрица Теофора вчера ночью преставилась.

Отец Ярви как-то разом сник и слабым голосом спросил:

– А кто ж сейчас правит?

– Слыхал я, что на трон посадили ее племянницу Виалину семнадцати лет от роду. Ее-то и короновали тридцать пятой Императрицей Юга, – фыркнул Орнульф. – Но я почему-то не получил приглашения на празднество.

– Так кто же правит? – снова спросил Ярви.

Северянин быстро отвел глаза:

– Сейчас – толпа. Пока закон спит, народ сводит друг с другом счеты.

– Я так понимаю, народ здесь любит это дело, – хмыкнул Ральф.

– Еще бы, обиды здесь помнят, от дедов к сынам и внукам память передают. Вот с этого-то пожары и пошли – один купец решил другого купца пожечь, из мести. Клянусь, у них могла бы праматерь Вексен злопамятству поучиться…

– А вот на это я бы не закладывался, – пробормотал отец Ярви.

– Дядя юной Императрицы, герцог Микедас, пытается взять власть в свои руки. В городе полно его солдат. Он говорит – для спокойствия горожан в переходный период, ага…

– В переходный период к чему? К тому, что он станет править?

Орнульф проворчал:

– Я думал, ты здесь в первый раз…

– Куда бы ты ни приехал, – пробормотал служитель, – власти предержащие везде одинаковы…

– Возможно, герцог наведет порядок, – с надеждой проговорил Бранд.

– Ему мечей пятьсот понадобится, чтобы только в порту порядок навести, – тяжело уронила Колючка, глядя на мечущуюся толпу.

– У герцога мечей предостаточно, – отмахнулся Орнульф. – Но северяне ему не по нутру. Если у тебя есть патент от Верховного короля, ты тут как сыр в масле катаешься. А у таких, как я, его нет, и мы отсюда выметаемся, пока налогами не обложили – до штанов же разденут…

Ярви плотно сжал узкие губы:

– С Верховным королем у нас не самые лучшие отношения.

– Тогда отправляйся обратно на север, дружище, не мешкай.

– Отправишься на север – попадешь прямиком в сети к князю Варославу, – сказал Бранд.

– Он что, до сих пор не выпускает корабли? – И Орнульф свирепо дернул себя за обе косы, в которые была заплетена борода. – Да проклянут их боги, этих стервятников, нигде нет спасения! И как тут быть честному вору?

Ярви передал ему что-то, и Бранд разглядел, как блеснуло серебро.

– Если честный вор – человек здравомыслящий, он пойдет к королеве Лайтлин в Гетланде и скажет, что его отправил к ней ее служитель.

Орнульф вытаращился на свою ладонь, потом на сухую руку Ярви, а потом снова на него:

– Ты отец Ярви?

– Да.

И тут строй воинов стал оттирать толпу от ворот, хотя людям некуда было отступать.

– Я приплыл сюда ради аудиенции у Императрицы.

Ральф тяжело вздохнул:

– Ну, ежли только Теофора не услышит тебя сквозь Последнюю дверь, говорить придется с Виалиной.

– Императрица умерла в самый день нашего приезда. – Бранд наклонился поближе, чтобы не повышать голос. – Каково теперь твое мнение об удаче?

Отец Ярви испустил длинный вздох. В это время груженая телега съехала с причала и грохнулась в море, лошадь с оборванной упряжью лягалась, выкатив обезумевшие от страха глаза.

– Удаче? О, удача нам совсем не помешает…

– Я на шута похожа, – рявкнула Колючка, широко шагая по людной улице следом за отцом Ярви.

– Ничего подобного, – живо возразил он. – Глядя на шутов, люди улыбаются. Не твой случай, милая…

Он заставил ее вымыться, а еще заварил какую-то резко пахнущую траву и облил ей голову – чтобы вывести вшей. И теперь она чувствовала себя в новой необмятой одежде голой и даже ободранной, на манер тех несчастных, что висели в порту Калейва. Сафрит выстригла ей полголовы до аккуратной щетинки, потом долго драла костяным гребнем колтуны на другой половине, потом плюнула и бросила это дело, тем более что у гребня три зубчика вылетело. И она выдала Колючке тунику из какой-то выкрашенной в ярко-красный, прям как кровь, цвет ткани, с вышивкой золотом по воротнику, такой тонкой и мягкой, словно на тебе вовсе ничего не надето, а когда Колючка потребовала свою старую одежду, Сафрит показала на кучу горящих тряпок и поинтересовалась, действительно ли она желает снова надеть это.