Миша появляется в американском «Лэбе» для участия в нашем совместном мероприятии по связям с общественностью, как обычно, минута в минуту.

– Мероприятия по связям с общественностью отменять нельзя, – следует ответ.

Телеведущие хотят спросить нас, смотрели ли мы Кентуккское дерби. Скачки проходили почти два месяца назад. Безумие!

– С ума они там посходили, что ли? – обращаюсь я к Мише.

Он лишь качает головой. Земля приняла неудачное решение, но и момент для препирательств с ЦУП неподходящий.

Мы с Мишей, взяв микрофоны, занимаем место перед камерой.

– Станция, Хьюстон, готовы к эфиру? – спрашивает Джей.

– К эфиру готовы, – отвечаю я, стараясь скрыть раздражение.

Следующие пять минут мы отвечаем на вопросы: что мы думаем о зонде, только что достигшем Плутона, пролетаем ли мы сейчас над какими-нибудь земными достопримечательностями и собираемся ли снова смотреть Кентуккское дерби в мае. Подобные интервью – часть нашей работы, но сегодня мы выполняем ее, стиснув зубы.

В ответ на вопрос о перемещении в невесомости мы исполняем для телезрителей Луисвилля кувырки и отключаемся, по-прежнему вне себя от того, что пришлось потратить на все это время в столь угрожающей ситуации. Существует опасность утраты чувства здоровой настороженности по отношению к особенностям жизни на космической станции, и решение провести это интервью, на мой взгляд, свидетельствует именно об этом.

Как только камера выключается, я возвращаюсь к проверке крышек люков. К счастью, ни с одной нет серьезных проблем – на решение у меня не было бы времени. Собираю в американском сегменте вещи, которые будут наиболее необходимы, если столкновение уничтожит часть станции: дефибриллятор, реанимационный набор, свой iPad с загруженными важными процедурами, свой iPod и сумку личных вещей, проверяю, не забыл ли флешку с фотографиями и видео от Амико, которые мне не хотелось бы потерять. Когда все важное собрано, остается около 20 минут до возможного столкновения.

Я плыву в российский сегмент и вижу, что космонавты не задраили люки. Они считают это пустой тратой времени и небезосновательно. Наиболее вероятны два сценария: старый спутник пролетит мимо (и зачем тогда было закрывать крышки люков?) или столкнется с нами лоб в лоб, но в этом случае станция мгновенно испарится, независимо от того, были люки в этот момент открыты или закрыты. Чрезвычайно маловероятно, чтобы один модуль был уничтожен, а другие пережили удар, но просто на всякий случай Центр управления заставил меня потратить больше двух часов на подготовку к этой ничтожной вероятности. Русский подход состоит в том, чтобы сказать «да пошло оно…» и посвятить, возможно, последние 20 минут жизни ланчу. Я присоединяюсь к остальным членам экипажа как раз вовремя, чтобы разделить с ними баночку «Закуски аппетитной».

За 10 минут до вероятного столкновения мы отправляемся в «Союз», который Геннадий подготовил к полету на случай, если нам придется отделяться от станции. Станция находится в тени, и в «Союзе», где мы втиснулись каждый в свое кресло, царит темнота. Здесь тесно, холодно и шумно.

– Знаете, – говорит Геннадий, – дерьмово будет, если в нас ударит этот спутник.

– Да, – соглашается Миша. – Дерьмово!

Сидеть в спасательной шлюпке, как нам сейчас, экипажам за 15 лет приходилось всего четыре раза. Я слышу наше дыхание сквозь шум вентиляторов, нагнетающих воздух в «Союз». Думаю, ни один из нас не испытывает настоящего страха. Каждому случалось оказываться в рискованных ситуациях. Тем не менее мы обсуждаем размер и скорость фрагмента космического мусора, приближающегося к нам, и сходимся на том, что это потенциально фатальный сценарий.

Миша уставился в иллюминатор. Я напоминаю, что он все равно не увидит подлетающий спутник – его скорость намного превосходит возможности человеческого зрения и, кроме того, за бортом темно. Он все равно смотрит, а скоро и я устремляю взгляд в свой иллюминатор. Часы отсчитывают оставшееся время. Когда счет идет на секунды, во мне нарастает напряжение, я чувствую, как перекашивает лицо. Мы ждем. И… ничего. Проходит 30 секунд. Мы переглядываемся, сердце еще колотится в ожидании смертельной опасности, затем напряжение на наших лицах медленно сменяется выражением облегчения.

– Москва, мы еще ждем? – спрашивает Геннадий.

– Геннадий Иванович, уже все, – отвечает московский Центр управления полетом. – Угроза миновала. Вы в безопасности, можете возвращаться к работе.

Мы по очереди выплываем из «Союза», Геннадий и Миша доедают ланч, а я посвящаю почти весь день открыванию крышек люков.

Позже, обдумывая случившееся, я понимаю, что, если бы спутник врезался в нас, мы бы об этом, скорее всего, и не узнали. Когда самолет при плохой погоде влетает в гору на скорости 800 км/ч, потом почти нечего анализировать в поисках причин катастрофы. Это столкновение произошло бы на скорости в 70 раз большей. Участвуя в расследованиях авиационных происшествий в бытность летчиком-испытателем ВМС, я иногда отмечал: экипаж обычно не понимает, что что-то пошло не так. Мы с Мишей и Геннадием за одну миллисекунду превратились бы из ворчунов в холодном «Союзе» в горстку распыленных атомов, разлетающихся во все стороны. Нашей нервной системе не хватило бы времени, чтобы преобразовать поступающие данные в осознанное восприятие. Энергия столкновения двух массивных объектов при скорости 56 000 км/ч была бы эквивалентна энергии взрыва атомной бомбы. Я вспоминаю момент, когда едва не влетел на F-14 в воду и не исчез без следа.

Не знаю, успокаивает меня это или тревожит.

Через 11 дней прибудет новый экипаж. Я стараюсь не думать о том, насколько больше времени мне еще предстоит здесь провести, от мыслей только хуже. Мой год в космосе почти точно делится на четыре части по три месяца каждая, и появление на МКС Челла, Кимии и Олега ознаменует всего лишь четверть моего срока.

24 июля 2015 г.

Сегодня прилетел экипаж 44-й экспедиции. После недавних отказов «Прогресса» их успешный старт вызвал общее облегчение, стыковка прошла идеально. Когда мы открыли крышку люка и новички вплыли внутрь станции, ошеломленные, как свежевылупившиеся птенцы, я вспомнил день, когда сам прибыл сюда в «костюме Капитана Америки» и мы с Мишей вместе протискивались через люк, словно сиамские близнецы. Кажется, это было несколько лет назад. Дни пролетают быстро, а недели едва тянутся.