Вот одно из последствий: в случае неудачи на поле брани римские мужи, бесславно вернувшись домой, вымещали досаду на женщинах. Так, в одном унизительном поражении от Ганнибала странным образом оказались повинны остававшиеся дома женщины, которые своим пристрастием к драгоценным безделушкам якобы размягчили железную волю к победе и боевой дух своих мужей и сыновей. Мы наблюдаем здесь интересную связь (имевшую место в сознании римлян) между потреблением и военной мощью. Закон Оппия был нацелен прежде всего на ущемление прав элиты (ограничения накладывались на объемы потребления самых дорогих благ — украшений из золота, пурпурных тканей, тягловых конных экипажей и т. п.), но свое мнение по этому больному вопросу имели, похоже, все сословия римского общества, до отказа заполнившие Капитолийский холм, чтобы послушать дебаты. Женщины, во множестве прибывшие к месту действия, бурно выступали за отмену закона. Заполонив улицы, они требовали от консулов и чиновников упразднить его.

Одним из консулов тогда был истовый «ястреб» Катон Старший, который, естественно, до последнего противился самой мысли пойти на поводу у неразумных женщин. Он рассуждал таким образом. Если бы мужья лучше контролировали своих жен, не было бы сегодня всех этих проблем. Сегодня женщины приходят на форум и вмешиваются в мир мужской политики. «Что это за нравы — бегать по городу, толпиться на улицах и обращаться к чужим мужьям?» В понимании Катона падкость женщин до роскоши и расточительность мужчин связаны с влиянием иноземцев и иноверцев. Завоевав земли в Греции и Азии, сетует Катон, римляне понавезли оттуда пышные статуи чужих богов и прочие художества, превозносят их и смеются над глиняными богами, что стоят на крышах римских храмов, — забывая, что именно эти боги своей благосклонностью принесли Риму победы и завоевания. Пристрастие к роскоши — хроническое заболевание, и, если с ним не бороться, оно сделается всепоглощающим и ненасытным, как дикое хищное животное.

Катон, как мы видим, был реакционером и традиционалистом. Естественно, он не усматривал ничего, кроме вреда, в отказе от казавшейся ему во всех отношениях успешной римской практики самоограничения. Но резкий тон и крайность суждений Катона явно выбивались из общего настроения дебатов. Более умеренные ораторы, однако, вступились за женщин, напомнив Катону, в частности, что военная кампания по изгнанию и разгрому Ганнибала финансировалась из добровольных пожертвований вдов погибших. Аскетизм и экономность были актуальны, когда казна остро нуждалась в деньгах, необходимых для победы в военной кампании. И было правильно, чтобы жены разделили тяготы самоограничения с мужчинами и не тратили деньги на украшения и удовольствия. А потому справедливо будет, чтобы теперь они получили право в полной мере наслаждаться плодами побед, в которых есть и их заслуга. На следующий день женские протесты насчитывали еще больше участниц, матроны стали буквально осаждать дома сторонников сохранения закона. И женщины победили. Оппиев закон был отменен на всей территории республики.

В римских законах против роскоши находил отражение весь спектр моральных комплексов римлян, а именно: страх утери военного мастерства и боязнь, что сибаритство станет пагубной привычкой, а расточительство подорвет благосостояние римских кланов. Эти законы призваны были привить римской элите привычку к саморегулированию во избежание развращения роскошью и, как следствие, подрыва основ общественного строя. Но, как показывает история с Оппиевым законом, интерес к регулированию потребления питали все свободные римляне вне зависимости от классовой и клановой принадлежности. Отчасти это, вероятно, стало результатом реального роста материального благосостояния римского общества, из-за чего под ограничения, налагаемые законом на личные расходы, стал подпадать слишком широкий круг граждан. Однако на фоне этого внешне всеобщего благополучия мы наблюдаем и рост озабоченности со стороны государства поведением представителей низших классов в определенных сферах повседневной жизни. В частности, особую тревогу у римской элиты вызывал вопрос о том, о чем помышляет и чем в свободное время занимается простонародье.

Таверны играли виднейшую роль в повседневной жизни простых римлян и служили им одновременно и небольшими развлекательными центрами, и основными источниками горячего питания, поскольку дома у большинства римлян не было ни собственных очагов, ни даже подобия коммунальных кухонь. Но и холодные закуски под вино (обычно разведенное с горячей водой) в тавернах подавались. Их центральное место в будничной жизни римского народа отчетливо прослеживается в Помпеях, где археологи обнаружили около 140 подобных закусочных (правда, ученым не всегда удается отличить таверну от торговой лавки). Популярность в народе этих мест подчеркивается и множеством синонимов, использовавшихся римлянами для их обозначения: taberna, popina, ganeum, caupona, hospitium, deversorium. В тавернах часто предлагались и дополнительные развлечения, включая музыку, услуги проституток и азартные игры. В числе завсегдатаев были представители всех слоев общества, включая рабов, хотя у римской элиты часто встречаются и презрительные и осуждающие отзывы о подобных заведениях, и это предполагает, что главной целевой группой таверн являлось в основном простонародье.

Представители элиты не понимали прелести таверн. Простым людям здесь было сытно, пьяно и весело, а высокородным в силу брезгливости делалось тошно от одного вида грубых и безнравственных гулянок здешних завсегдатаев. Таверны казались аристократии грязными притонами, где сосредоточены все мыслимые пороки — беспробудное пьянство, азартные игры, шумные ссоры и драки, проституция и постоянное брожение умов, чреватое вспышками массовых беспорядков. У Апулея в «Золотом осле» есть персонаж по имени Тразилл — слоняющийся по кабакам молодой человек из высшего класса. Он проводит время в разврате и пьянстве, попадает в компанию воров и в результате даже совершает убийство (VIII.1). Иными словами, в глазах элиты всё было предельно просто: ступишь на кривую дорожку, запьешь, свяжешься с дурной компанией — и сам не заметишь, как пустишься во все тяжкие, а окажешься вне закона — обратного пути не будет; тут и конец человеку…

Без винопития немыслимы были и пиры высшего сословия, вот только протокол развлечения здесь был принят совсем другой. Раннехристианский писатель Климент Александрийский в труде, датируемом концом II века, дает вполне наглядное представление о презрительном отношении к неумеренному употреблению «крови христовой» простолюдинами и призывает истинных христиан не уподобляться горьким пьяницам: «при употреблении вина более всего должно заботиться о приличии… черт лица изменять, следовательно, не должно и не кривить их; и потом перед видом напитков не должно оцепенелых глаз делать. Не должно и подбородок обливать; стараться следует как бы и свою одежду не замочить, и не вливать в горло всю порцию зараз, из фиалов лицо себе только что не омывая. Представляет собой постыдное и неприличное зрелище невоздержанности и то журчание, когда напиток за один дух бывает выпиваем…». Нужно вести себя тоньше: пить медленно, маленькими глотками (Климент Александрийский, Педагог, II.2)[70].