В то же время римлянки часто попадали в разнообразные щекотливые ситуации, связанные с нарушением установленных норм поведения. Чаще всего подобные юридические коллизии возникали вокруг обвинений в неподобающем поведении в быту. Вымышленные казусы в практикумах для студентов раскрывают интересные особенности восприятия женщин юристами-мужчинами. В одном сложном и абсурдном (в духе черного юмора) примере молодой человек, желая доказать свое право на римское гражданство, пускается на розыски бросившей его в младенчестве матери-римлянки — и находит-таки не то истинную, не то мнимую «мать», но, увы, в объятиях некоего прелюбодея, а потому недолго думая пронзает ее копьем. Пытаясь в последний момент остановить юношу, несчастная объясняет ему, что, конечно, он ее сын, правда, незаконнорожденный. Это значит, что гражданство ему не положено. После этого наш герой приговаривается к продаже в рабство за попытку выдать себя обманом за римского гражданина — не за убийство римлянки! Осужденного покупает отец убиенной, то есть его родной дед по матери, и — на правах хозяина — быстро доносит на него властям как на подстрекателя к мятежу. Юноша отправляется на крест, убитая отомщена (Кальпурний Флакк, Декламации, XXIII).

Отбросим коробящие нас тонкости римского правосудия и обратим внимание на проблемы с самоидентификацией и комплексы, присущие римским мужчинам. Римлянин никогда не был до конца уверен ни в преданности и верности жены, ни в собственном отцовстве, поскольку любой из его отпрысков мог быть зачат неверной женой от мужской прислуги в его отсутствие. Рассмотрим воображаемый прецедент (Декламации, II): у светлокожей жены светлокожего мужа рождается темнокожее дитя. Супруг обвиняет молодую мать в измене, а ее защита настаивает на том, что потемнение кожных покровов могло стать следствием, например, естественного загара или родовой травмы. Обвинение просит судью не принимать во внимание демагогию защитников, «когда всем и так всё ясно». Реальный случай из римско-египетской практики: бездетная женщина по имени Песория решила усыновить найденыша, подобранного на мусорной свалке, и на время отдала его на попечительство няньке-кормилице по имени Сареус, только что родившей собственного мальчика. Один из младенцев вскоре умер. Песория настаивает, что выжил ее ребенок, Сареус — что живо ее дитя. Судья принял решение в пользу кормилицы, определив по результатам визуального сличения, что ребенок лицом весьма походит на нее (P. Oxy. 1.37). Первый, вымышленный, случай служит образчиком массы неопределенностей, с которыми сталкивались римские мужи в семейной жизни: кто ты есть в глазах домашних? кому из них можно доверять, а кому нет? не изменяет ли жена? от тебя ли этот ребенок? как контролировать происходящее в доме? Посыл прозрачен: лишь строгостью и наказаниями можно заставить женщину вести себя должным образом и укреплять в ее глазах свой авторитет!

Простые римлянки и женщины из провинций, должно быть, очень тяжело переносили бедность. Ведь именно домохозяйкам приходилось каждодневно изыскивать скудные возможности для прокорма семьи и ухода за детьми. Повсеместно наблюдалось массовое вдовство как следствие высокой смертности среди мужчин и их склонности к неравным бракам, поздней женитьбе на молодых. Статус многодетной вдовы не сулил ничего, кроме жизни впроголодь до конца дней. Не одним ли голодом объясняется множество мелких краж, совершенных женщинами? Сегодня мы сказали бы, что вакансии для женщин обычно предлагались в сфере бытового обслуживания: можно было служить прачкой, швеей-надомницей и т. д. или устроиться на низкооплачиваемую работу, например в таверну. Подавальщицы в питейных заведениях, как мы догадываемся по подтексту дошедших до нас источников, обычно подрабатывали еще и проституцией. Об этом нигде не говорится прямо, и мы основываем данное суждение исключительно на том, что присутствие рядом сразу двух соблазнов — вина и женщин — накаляло атмосферу в питейных заведениях, и это вызывало вспышки аморального поведения.

Нам неизвестна статистика занятости женщин в сфере интимных услуг, но из речи греческо-римского философа и оратора I–II веков Диона Хрисостома из Прусы (современная турецкая Бурса) складывается впечатление, что на улицах городов Римской империи от проституток не было отбоя. По его словам, их «грязные дома» в открытую устраивались около домов знати, храмов и общественных учреждений, да и прямо на площадях, в местах, священных для каждого римлянина (Дион Хрисостом, Речи, VII.133–152). Очевидно, что оратор таким описанием подводил слушателей к выводу о необходимости пресечь это безобразие; но важнее, что он проливает немного света на статистику проституции, которая, как выясняется с его слов, являлась весьма распространенной формой женской занятости. Можно вполне обоснованно утверждать, что проституция предлагала многим римлянкам из беднейших социальных слоев некоторую свободу в сравнении с полурабским положением надомниц или приходящей обслуги, хотя, скорее всего, большинство женщин шли на этот шаг лишь в крайних случаях и от отчаянной нужды. Мужчины же относились к проституции и своему обращению к услугам проституток с превеликим спокойствием и такой терпимостью, что даже храмы иногда по совместительству использовались в качестве борделей, как это было, к примеру, в Коринфе (Страбон, География, VIII.VI.20).

Отношение мужчин менялось с терпимого на осуждающее, если речь шла о влиянии проституции на репутацию занятых здесь женщин. Правовой статус проституток был низким, ведь они навлекли на себя infamia[71], что лишало их ряда иммунитетов и гарантий, предоставлявшихся государством свободным римлянам и римлянкам; в частности, обесчещенных можно было приговаривать к физическим наказаниям. Такова была общая доля всех работников индустрии развлечений и досуга той эпохи — сводников, гладиаторов, актеров и представителей прочих профессий, смысл которых заключался в ублажении других или доставлении им чувственных удовольствий. Классический образчик мужского лицемерия: мужчины считали приемлемым секс с проститутками, а тот же платный секс с целью заработать на жизнь — «осуждаемым всеми занятием», выражаясь словами Диона. Проституция считалась пределом падения женщины, полной противоположностью идеалу, что приводило к крайней немилосердности в отношении к «падшим». В самом деле, вместо старательного исполнения роли пассивной, послушной и добродетельной домохозяйки проститутка ступала на стезю активной и публичной аморальной деятельности. В результате по закону она подвергалась не просто ущемлению в правах и диффамации, но и, в сущности, лишалась статуса женщины, поскольку понуждалась к ношению мужской тоги как символа ее активной публичной роли. Тут невольно возникает искушение поискать в подтексте подобной юридической практики глубинные причины. Не потому ли римские мужи постановили одевать проституток женского пола в мужские одежды, чтобы те больше походили на юношей, которые были для них привлекательнее девушек? Что если здесь имела место сублимация гомосексуальных наклонностей? А может быть, дело в том, что тогу полагалось носить лишь полноправным римским гражданам мужского пола? И тогда похоже, что законодатели желали доставить изощренное наслаждение некоторым римлянам, предоставив им возможность символически «иметь» сограждан.