Мальчишки, девчонки, бежим гулять.

Луна сияет, мешает спать.

Бросай свой ужин, забудь кровать,

Хватай пистолет и айда стрелять!

Крестовый поход детей.

– Я про это мало знаю, помню только про тот поход, в которыйотправился Ричард Львиное Сердце. Но в некотором роде вся эта ситуациянапоминает Крестовый поход детей. Сначала идеализм, идеи христианского мира,освобождающего святой город от язычников, а в конце – смерть, смерть и еще разсмерть. Почти все дети погибли или были проданы в рабство. Сейчас всезакончится точно так же, если мы не придумаем, как выручить их из этойзаварухи.

– Я решил было, что вы тут уже все поумирали, – сказаладмирал Блант и фыркнул.

Это замечание относилось не к дворецкому, которого емухотелось бы видеть в проеме этой парадной двери, а к молодой женщине, фамилиюкоторой он никак не мог запомнить.

– На прошлой неделе я звонил вам по меньшей мере четырераза. Уехали за границу, вот что мне ответили.

– Мы и были за границей. Мы только что вернулись.

– Матильде не следовало бы шататься по заграницам, в ее-тогоды. В этих современных самолетах можно умереть от высокого давления, илисердечного приступа, или чего-нибудь еще в этом духе. Снуют туда-сюда, набитыевзрывчаткой, которую в них подкладывают арабы, или евреи, или кто-нибудь еще.На безопасность теперь надеяться не приходится.

– Эту поездку рекомендовал ей доктор.

– Ну конечно, знаем мы этих докторов.

– И она действительно вернулась в прекрасном настроении.

– И где же она была?

– О, на водах. В Германии или… я никак не могу запомнить,это в Германии или в Австрии, знаете такое новое место, называется «Золотаягостиница»?

– Да-да, припоминаю. Стоит уйму денег, не так ли?

– Говорят, там очень хорошо лечат.

– Это просто еще один способ быстрее угробить человека, –сказал адмирал Блант. – А тебе там понравилось?

– Ну, вообще-то не очень. Пейзаж очень красивый, но…

Сверху послышался властный голос:

– Эми, Эми! Что это ты там разболталась в прихожей? Приведисюда адмирала Бланта, я его жду!

– Шляешься где попало, – проворчал адмирал Блант,поздоровавшись со своей старинной приятельницей. – Эдак ты однажды себядоконаешь, попомни мои слова…

– Ничего подобного. Путешествовать сейчас совсем нетрудно.

– Ну да, а беготня по всяким аэропортам, по трапам, полестницам и автобусам?

– Вовсе нет, у меня было кресло на колесах.

– Помнится, год или два назад ты и слышать не хотела оподобных вещах. Ты сказала, что тебе гордость не позволит воспользоваться креслом.

– Что ж, Филипп, гордость теперь пришлось немного смирить.Иди сюда, сядь и расскажи, с чего это ты вдруг сюда примчался. Весь этот год тыобо мне почти и не вспоминал.

– Ну, я и сам был не совсем здоров. К тому же я был кое-чемзанят. Ты же знаешь, как это бывает: они спрашивают твоего совета, хотя заранеезнают, что даже и не помыслят им воспользоваться. Никак не могут оставитьвоенный флот в покое, вечно болтаются там без дела, пропади они пропадом.

– По-моему, ты довольно хорошо выглядишь.

– Да ты и сама выглядишь неплохо, моя дорогая. У тебя глазапросто искрятся.

– Я еще хуже слышу, чем прежде. Тебе придется говоритьгромче.

– Ладно, громче так громче.

– Что ты будешь пить: джин с тоником, виски или ром?

– Похоже, крепкие напитки у тебя всегда наготове. Если тебевсе равно, я бы выпил джина с тоником.

Эми поднялась и вышла из комнаты.

– А когда она его принесет, – попросил адмирал, – отошли ее,пожалуйста. Я хочу с тобой поговорить с глазу на глаз.

Напитки были поданы, леди Матильда махнула Эми рукой, и тавышла с таким видом, будто делает это по собственному желанию, а не по волесвоей хозяйки. Она была воспитанной девушкой.

– Милая девочка, – ответил адмирал, – очень славная.

– Поэтому ты попросил меня ее отослать и проследить, чтобыона закрыла за собой дверь? Чтобы она не услышала твоих комплиментов?

– Нет. Я хотел с тобой посоветоваться.

– О чем? О твоем здоровье или о том, где взять новых слуг,или что посадить в саду?

– Я хочу посоветоваться с тобой об очень серьезных вещах. Яподумал, что, может быть, ты кое-что для меня вспомнишь.

– Милый Филипп, как это трогательно, ты думаешь, будто ямогу хоть что-нибудь вспомнить. С каждым годом моя память становится все хуже ихуже. Я пришла к выводу, что не забываются только друзья юности. Даже этихпротивных девчонок, с которыми училась в школе, все равно помнишь, сама того нежелая. Кстати, вот туда-то я и ездила.

– Куда ты ездила? В школу?

– Нет, нет, что ты. Я навещала старую школьную подругу, скоторой не виделась тридцать, сорок, пятьдесят – в общем, много лет.

– И как она выглядела?

– Ужасно толстая и стала даже хуже и отвратительнее, чембыла в детстве.

– Должен признаться, Матильда, что у тебя очень странныевкусы.

– Ну ладно, давай выкладывай. Что ты там хотел, чтобы явспомнила?

– Я подумал, не помнишь ли ты еще одного своего приятеля.Роберта Шорхэма.

– Робби Шорхэма? Конечно, помню.

– Ученый парень, большой ученый.

– Ну конечно. Он не из тех, кого можно забыть. Странно,зачем он тебе понадобился?

– Государственное дело.

– Надо же, – удивилась леди Матильда, – на днях мне пришло вголову то же самое.

– Что тебе пришло в голову?

– Что он нужен. Или кто-то похожий на него, если такие могутсыскаться.

– Таких нет. Послушай, Матильда. Ты общаешься с людьми, онирассказывают тебе разные вещи. Я и сам тебе кое-что рассказывал.

– Я никогда не понимала почему. Ведь не думаешь же ты, что яспособна понять то, о чем ты говоришь. А с Робби было даже хуже, чем с тобой.