По харчевне пронесся вздох, все ахнули, и, как мне показалось, сообщение это поразило и испугало всех без исключения. Томас заговорил громче:

– Графу воткнули в грудь длинный тонкий металлический предмет, который пронзил легкое и сердце. Эти раны и привели к смерти графа. Иными словами, – неумолимо продолжал Томас, – убийца графа сейчас сидит среди нас.

Резко повернувшись, Мария посмотрела на священника и хозяев. Плотник побледнел и схватил кружку с пивом, но та, по всей видимости, была пуста, потому что он с мольбой посмотрел на спину Марии, однако ничего не сказал. Пастор лихорадочно водил рукой по резному переплету Библии, будто надеясь, что прикосновение к образу Сына Божьего поможет ему. Недоверчиво оглядев всех остальных, фон Хамборк схватил супругу за руку и встревоженно сжал ее. Трактирщица же, прямая, словно палка, грустно смотрела на Томаса – похоже, ей единственной здесь удалось сохранить самообладание.

– Я прошу этого человека сознаться в содеянном сейчас, пред лицом Господа и в нашем присутствии.

Собравшиеся сперва изумленно уставились на Томаса, а затем начали украдкой поглядывать по сторонам, ожидая, что кто-нибудь выдаст себя.

Но нет, убийца – будь то мужчина или женщина – сознаваться не желал. Во всяком случае, в нашем присутствии. Я понял, что Томас этого и не ждал, однако попытка не пытка.

– Альберта из списка подозреваемых я исключил, – сказал Томас, – он, думая, что граф скончался от его удара, признался в убийстве. Об истинной причине смерти он ничего не знал.

Заговорили сразу двое.

– Может, это ведьма? – выпалила Мария.

– Возможно, это дело рук этой пришлой колдуньи? – предположил пастор.

Томас ответил не сразу.

– Подобное возможно, – признал он, – однако маловероятно. А когда, кстати, она появилась на постоялом дворе?

– За день до всего этого, – ответила Мария, – поздно вечером. Она запросто могла сотворить такое!

– Вот как? И почему же?

– Она… ей не нравился граф. Советовала держаться от него подальше, говорила, что он опасен…

– А почему она считала его опасным? – удивился Томас.

– Я тоже об этом спросила. Почему, мол? Такой видный мужчина… И она ответила, что видит это по глазам. А глаза у него злые – так она сказала.

Хозяин ахнул и привстал, но супруга тут же одернула его и заставила сесть обратно. Он опустился на стул и умолк.

– Да, господин фон Хамборк, вы хотели что-то сказать? – от глаз Томаса не укрылось поведение хозяина.

– Отзываться о моих гостях подобным образом! И кто?! Побирушка, ведьма! Да как она смеет! – в голосе трактирщика звенело негодование.

– Не ссорился ли кто-либо из присутствующих с графом в среду или четверг? – спросил Томас, переменив вдруг тему.

В трактире воцарилось молчание, каждый ждал, когда заговорит кто-то еще. Не будь момент настолько серьезным, все это могло даже показаться забавным.

– Вчера вечером вы, госпожа фон Хамборк, упомянули, что граф нагрубил Марии и Бигги, а также и плотнику Густафу. Я просил бы вас повторить его слова и сообщить, когда он это сказал. – Голос Томаса звучал вежливо, но твердо. Однако толку от этого было мало: покачав головой, трактирщица лишь поджала губы – она уже явно корила себя за излишнюю разговорчивость.

Томас вздохнул и, печально оглядев присутствующих, сделал еще одну попытку:

– Дорогие мои! Один из нас – убийца. Пока буря не уляжется, мы останемся в этом доме, и одному Господу известно, как долго это продлится. Вы должны помочь нам отыскать убийцу – лишь тогда мы сможем спокойно спать и без опаски поворачиваться друг к дружке спиной.

Услышав это, Мария вдруг широко раскрыла глаза. Прежде ей, видимо, и в голову не приходило, что тот, кто убил однажды, с легкостью может вновь пойти на убийство. На изборожденном морщинами лбу пастора появилась еще одна глубокая складка, священник буравил взглядом присутствующих. Похоже, раньше он тоже не допускал подобного. Плотник нервно ерзал на стуле, поглядывая на остальных.

Хозяин грустно посмотрел на Томаса.

– Господин профессор, вы кое о чем забыли. Завтра – последний день нашего бытия. Вы настаиваете, чтобы мы отыскали убийцу, но, найдем мы его или нет, не важно, ведь вскоре он предстанет пред Всевышним Судьей и понесет заслуженное наказание. Никто не сможет осудить лучше, чем Он. К чему тратить последние отпущенные нам часы на эту мирскую суетную чепуху, когда в дверь вот-вот постучится Царство Божье, – и, поняв, что последний образ получился неудачным, пробормотал, – ну, так сказать…

– Я склонен согласиться с хозяином, – священник, не моргая, посмотрел на Томаса, – и вчера привел вам неоспоримые доказательства этого. Все мы должны подготовиться к встрече с Господом нашим – так потратим же на это последние отведенные нам часы!

– Вчера вечером вы, пастор, и вы, фон Хамборк, привели некие утверждения, бесспорно, неплохо аргументированные. Но я едва ли назвал бы их неоспоримыми, а с эмпирической точки зрения их тоже не назовешь убедительными, – и Томас дружелюбно улыбнулся, – как бы то ни было, но в мире уже случались холодные зимы, когда кто-то умирал. Однако к концу света это никогда еще не приводило. – Он махнул рукой. – Сейчас нет времени на диспуты, обсудим это завтра… или даже в понедельник. Я приведу аргументы, которые развеют все эти утверждения подобно ветру, рассеивающему облака пыли. Сейчас мы живы, и нам следует вести себя так, будто нам суждено еще целую жизнь прожить на этой прекрасной земле, – Томас поочередно посмотрел на каждого, – поэтому спрашиваю вновь: кто из вас разговаривал с графом д’Анжели в среду или в четверг? Или, возможно, вы слышали, как с ним разговаривал кто-то другой?

Молчание. Никто не шелохнулся. Каждый старался отвести взгляд. Все – кроме одного. Пастор Якоб недоверчиво смотрел на Томаса Буберга.

– Мы слышали, что вы – профессор, – сказал пастор, – но не видели тому доказательств. Что дает вам право задавать подобные вопросы и обращаться с нами словно с малыми детьми?

– Я, – начал Томас, чуть задрав нос, – профессор философии при государственном университете Дании, судья Верховного суда города Копенгагена, столицы нашего королевства, а также заместитель генерального прокурора. Господин фон Хамборг ознакомлен с моими грамотами и может подтвердить мои слова. Если же у кого-либо остаются сомнения в его и моих словах, то Петтер сходит за документами, чтобы вы увидели их собственными глазами. – Он посмотрел на трактирщика, а тот согласно кивнул. – Сожалею, но пока вы будете вести себя как дети, я буду обращаться с вами соответственно. То есть пока вы не осознаете всю серьезность происходящего.

Ему никто не ответил. Никто не пожелал взглянуть на бумаги, подтверждающие право профессора проводить допрос. Томас нетерпеливо покачивался на каблуках. Я видел, что молчание раздражает его сильнее, чем слова, которые почему-то не пробудили его красноречия. Наконец он решился: порой, когда время поджимало, а положение казалось безвыходным, на помощь ему приходил громовой голос. Слова загремели так, что в тесной харчевне задрожали стены.