- И ночевать он будет с тобой, - констатировала княгиня, переворачивая страницу альбома.

Я замялась. И, кажется, покраснела.

- Надеюсь, вы не наломаете дров. Остальное - не мое дело.

Что тут можно было ответить? Я кашлянула и спросила:

- Вы хотите прогуляться?

- Может быть позже. Перед обедом. Ноги ломит.

- Хотите что-нибудь перекусить?

- Нет, - Маргарита Васильевна закрыла альбом и посмотрела на меня. - Я хочу выпить.

- Я принесу морс.

- Не морс. Пунш.

- У нас нет пунша.

- Зато есть вино и ром.

- Вам послезавтра предстоит обследование.

- Силы небесные! И что? Как бокал пунша повлияет на итог? Мой мозг станет чище или у меня окончательно отобьет память?

- Нет, но он может вступить в контакт с веществом, которое...

- Я поняла тебя. Сделаем безалкогольный.

- Эм... Я не умею готовить пунш.

- Я тебе помогу.

Маргарита Васильевна скинула альбом на диван и, поднявшись, заявила:

- Сейчас я принесу книгу рецептов.

Я молча последовала за ней - торопливость была княгине не свойственна, а сейчас от величавой медлительности не осталось и следа. Маргарита Васильевна, суетливо одергивая юбку и поправляя накинутую на плечи шаль, заспешила к лестнице.

Прошло минут десять. Княгиня не возвращалась.

- Маргарита Васильевна? Все в порядке? - крикнула я, пригибаясь к перилам.

- Да, - ответ, как мне показалось, прозвучал неуверенно.

Я поднялась наверх и постучала в приоткрытую дверь. Княгиня молчала, и я, не раздумывая, проскочила в комнату. Маргарита Васильевна сидела на своей огромной кровати и, держа в руке потрепанную книгу с пожелтевшими от старости обложкой и страницами, бездумно смотрела перед собой.

- Маргарита Васильевна?

Она медленно подняла глаза.

- Жаль, что я не вела дневников, - княгиня погладила книжку, распрямляя скрученные края. - Рецепты остались, а жизнь - нет.

Я села рядом.

- Ну, почему же? У вас много фотографий, памятных мелочей вроде елочных игрушек. У вас трое взрослых внуков, в конце концов.

- Я не любила рассказывать о своей жизни. По правде, они совсем ничего обо мне не знают. Ни о моем детстве, ни о моей юности. Жаль.

- Вы можете рассказать им обо всем этом сейчас.

- Сейчас им будет неинтересно.

- Почему вы так думаете?

- У них своя жизнь. Им нет нужды знать мою.

- Тогда, может, вы будете записывать? Свои воспоминания? Это будет полезно для вашей памяти.

Мы помолчали.

Маргарита Васильевна грустно улыбнулась и коснулась моей руки.

- Спасибо, Вера. Наверное, ты права. Я постараюсь вспомнить как можно больше.

- Если вам будет нужна помощь...

- Да, - перебив меня, ответила княгиня и, вздохнув, поднялась. - Идем готовить пунш. Его очень любит Соня.

- Может, позвонить ей? Пригласить сюда.

- Я звонила ей утром. Она занята. Напомни мне, чтобы я перевела ей деньги после Рождества.

Вечером вернулся Миша, привез мандарины и ананас. Мы смотрели новогодние фильмы в гостиной, пили чудесный пунш и иногда встречались с Белоозеровым взглядами. Маргарита Васильевна повеселела и со свойственным ей скепсисом комментировала кино. Доставалось и актерам, и сценаристам, и композиторами.

Это был прекрасный, тихий и уютный вечер. Княгиня, устав критиковать всех подряд, заявила, что устала и хочет лечь пораньше. Я отдала ей кнопку, готовясь пуститься в долгие рассуждения о пользе и удобстве этого приспособления, но Маргарита Васильевна, выслушав инструкцию, только кивнула мне и, ничего не спросив, ушла.

- Что с ней? - спросил Миша, пересаживаясь с кресла на диван. - Она какая-то не такая.

- Устала. И расстроена, что никогда не рассказывала вам о себе.

Михаил положил руку на спинку дивана и похлопал по подушке рядом с собой.

- Иди сюда.

Я выключила основной свет и без колебаний скользнула в теплые объятья Миши. Положила голову ему на грудь, закинула ноги на диван и притихла. В кресло забрался Мозес и, прищурившись, уставился на елку. Гирлянды горели мягким голубоватым светом, телевизор мерно бурчал, и меня тоже потянуло в сон. Это был прекрасный, легкий сон, спокойный и безмятежный.

А проснулась я резко, как от падения. Вздрогнула и открыла глаза.Телевизор потух, елка едва мерцала. Миша, кажется, тоже спал, откинувшись на спинку дивана и обнимая меня. Все вроде бы было хорошо, но какая-то тревога не давала покоя. Я приподнялась и у подлокотника дивана увидела Маргариту Васильевну. Она была странно одета - в длинное, блестящее, черное платье и белый платок, накинутый на голову.

- Маргарита Васильевна, что случилось? - я хотела подняться на ноги, но Михаил зачем-то потянул меня обратно.

- Стой, - прошептал так тихо, что я едва разобрала его бормотание. - Останься.

Маргарита Васильевна шагнула ко мне и, нахмурившись, заговорила - зло и отрывисто:

- Упадешь один раз - уйдешь. Упадешь второй раз - не встанешь.

- Я не понимаю, о чем вы, - мне стало страшно и холодно.

- Вера, - позвал меня Белоозеров, только голос вроде бы был не его - ниже и жестче. Я вскинула голову. Лежа на диване и улыбаясь, меня крепко обнимал Олег.

- Не уходи, - процедил он, оскалившись, и сжал так сильнее, что стало трудно дышать и заболела грудь.

- Отпусти! Пусти меня!!!

А его руки давили все сильнее.

Собственный крик вырвал меня из сна. Я резко села и схватилась за голову. В ушах звенело, боль от шрама разливалась по затылку и до самого хребта.

- Что ты? - Михаил потянулся ко мне. От его настоящего голоса меня бросило в дрожь. - Вера? Плохой сон?

- Да, - хрипло ответила я.

Он обнял меня за талию, прижался к моей спине и тепло поцеловал за ухом.

- Повторяй за мной, - шепотом произнес он. - Это сон.

- Это сон.

- Плод твоего воображения, - теперь Михаил прикасался губами к моей шее, и каждое слово, произнесенное им, я чувствовала кожей.

- Плод моего воображения, - повторила на автомате, уже не вдумываясь.

- Ты здесь и сейчас. В безопасности.

- Я здесь и сейчас, - я таяла в его объятьях, как лед в горячем чае - быстро и без остатка. - В безопасности.

Михаил, ложась, притянул меня к себе, а я развернулась и оказалась над ним. Мне хотелось видеть его лицо. Он, расслабившись, закинул одну руку себе за голову, а другой коснулся пряди моих волос.