Арминий пожал плечами. Да, ему страстно хотелось иметь настоящего скакуна, такого как у Валы Нумония. Но какая бы лошадь под ним ни была, он оставался самим собой, как оставались собой и римляне. Даже если бы он сидел на низком табурете, в то время как римляне сидели бы на высоких, он все равно остался бы выше их. И сейчас его рост не изменился, как бы чужеземцам того ни хотелось.

Обратный путь к римскому лагерю, разбитому в сердце Германии, прошел почти в полном молчании: судя по тому, как переглядывались римляне, им хотелось обсудить обласканного наместником варвара, но все помнили, что Арминий хорошо знает латынь.

Когда германец вместе с Варом, Валой Нумонием и остальными римлянами въезжал в ворота, римские часовые вытаращились на него, как на диво, но Арминий решил не обращать на них внимания.

— Паршивый лазутчик! — проворчал один из караульных.

— Кем он себя вообразил? — подхватил другой.

Может, они в отличие от командиров не знали, что Арминий понимает их язык. А скорее всего, им было на это плевать. Простые воины не были такими лицемерами, как их начальники: если им кто-то не нравился, они не считали нужным скрывать свои чувства.

Греческий раб Квинтилия Вара удивился, увидев Арминия в обществе своего господина. Худосочный коротышка — Арминий вспомнил, что его зовут Аристокл, — каким-то образом ухитрялся смотреть сверху вниз и на римлян, и на германцев. Вар и легионеры прекрасно об этом знали, но не злились — по причинам, лежавшим за пределами понимания Арминия. Если уж на то пошло, он замечал то же самое высокомерие в тех немногих греках, которых встречал в Паннонии. В чем тут дело, германец не понимал, но не мог не заметить очевидного.

— Я скажу поварам, что к нам пожаловал… выдающийся гость, — сказал Аристокл.

— Непременно. Спасибо.

Квинтилий Вар то ли не заметил нарочитую паузу, которую выдержал раб, то ли сделал вид, что не заметил. Да, римляне — искусные притворщики.

На самом деле наместник уловил заминку Аристокла и прекрасно понял, что она означает. Грек просто не осмелился сказать вслух то, о чем подумал: «Я передам поварам, что к нам пожаловал волосатый варвар». Что ж, в конце концов, раб недалек от истины.

— А, да, Аристокл! — окликнул Вар грека, едва тот сделал пару шагов.

Раб тут же остановился.

— Да, господин?

— Заодно захвати вина. День выдался длинный. Нам всем не мешает освежиться.

— Конечно, господин.

На сей раз Аристокл сумел улизнуть.

«Конечно, господин». А что еще мог сказать раб? У германцев тоже имелись рабы, как и у любого другого народа. Правда, их рабы редко прислуживали своим господам. Они возделывали землю и отдавали хозяину положенную долю урожая. К порке, как и к прочим телесным наказаниям, германцы прибегали реже, чем римляне, зато в Германии чаще случалось, что господин в гневе убивал принадлежащего ему человека. А почему бы и нет? Ведь штрафа за это платить не приходилось.

Если римляне добьются своего, они обратят в рабов всех германцев от Рейна до Эльбы. А может, и еще дальше, если решат, что их легионы справятся с такой задачей. Они уже завоевали больше земель и покорили больше народов, чем германцы могли себе вообразить. Но другие народы — ладно, а покорения своего Арминий решил не допустить ни в коем случае.

Аристокл вернулся с большим подносом, на котором стояли чаши, кувшин с вином и кувшин с водой. Грек поставил свою ношу на легкий складной столик: удобный и полезный предмет. Смешав вино с водой для римских командиров, он с сомнением взглянул на Арминия и, поколебавшись, спросил:

— Каким ты бы хотел пить вино, господин?

— Таким же, как и римские граждане, — ответил Арминий.

С непроницаемым видом грек вручил ему чашу разбавленного вина.

— А ведь он и тебя уел, Аристокл, — со смехом промолвил Вар.

Раб сделал вид, будто не расслышал. На месте Вара Арминий непременно дал бы наглецу по уху, но наместник спустил греку эту дерзость. Арминий еще в Паннонии заметил, что римляне порой позволяют рабам больше, чем своим свободным подчиненным. Никакой германец не потерпел бы такой наглости.

— А я думал, ты предпочитаешь неразбавленное вино, — обратился к Арминию Вала Нумоний.

— Если бы его пили все, я бы тоже выпил, — спокойно ответил германец. — Но если я напьюсь, а остальные останутся трезвыми, вы будете надо мной смеяться. Мне это не по душе.

Начальник конницы настолько удивился, что на мгновение не смог этого скрыть. Оправившись, он приветственно поднял чашу.

— Мне говорили, что ты умен, и теперь я вижу, что это правда.

— Спасибо на добром слове, — отозвался Арминий. — Твое здоровье.

Римлянин и германец, пусть и неохотно, выпили друг за друга.

Когда появился повар и объявил, что ужин сейчас будет подан, Арминий с удовлетворением отметил тучность и двойной подбородок этого почтенного человека. Вид повара внушал доверие: кому охота угощаться блюдами того, кто не любит собственную стряпню?

Вслед за важным поваром появился более худощавый субъект — то ли раб, то ли кухонный слуга — с внушительным подносом в руках.

Всем подали приправленную смесью винного уксуса и оливкового масла зелень с молотыми пряностями. Ни один германец не прикоснулся бы к такой приправе, но Арминий привык к подобным кулинарным ухищрениям в Паннонии, и, хотя они его не восхищали, он их терпел.

Отварная репа в сырном соусе показалась ему уже менее странной: нечто подобное могли бы подать и на германском пиру, хотя римский сыр был острее того, к которому привык Арминий. Основным блюдом было жаркое из кабана. Но поданный к нему соус…

— Я знаю, что вы, римляне, любите чеснок, — сказал Арминий. — Но что это за другая пряность, которую вы к нему добавляете? Та, которая обжигает язык?

— Это перец, — ответил Вар. — Его доставляют в империю издалека, из Индии.

— Зачем? — спросил Арминий.

— Он нам нравится, — заявил Вар, и остальные римляне закивали.

Странно, но Арминию показалось — они соглашаются с Варом не только потому, что он их начальник.

— А что, тебе не нравится вкус, который перец придает блюдам? — спросил Вар.

— Может, я просто к нему не привык, — ответил Арминий. — Наверное, им хорошо маскировать вкус мяса, которое с душком. Но у вас-то мясо свежее и вкусное само по себе. На мой взгляд, оно не нуждается ни в чесноке, ни в этом… перце.

— Нам кажется, что пресная еда безвкусна, — пояснил Вала Нумоний, и многие снова закивали.

— Что вы едите — дело ваше, — пожал плечами Арминий. — Но если вы решите накормить этим меня, мне это может не понравиться. Римляне и германцы имеют разные вкусы.

Последовало долгое молчание, и Арминий совсем было решил, что сболтнул лишнее, хоть и пил разбавленное вино.