– Не расстраивайся, – негромко сказала она, испытывая резкий и болезненный укол совести. – Ты поступил как настоящий мужчина.

– Где сказано, что настоящий мужчина должен убивать?

– Так было всегда.

– Но так не должно быть всегда! – завелся Мошков, ударив кулаком по рулю. – Мы живем не в первобытном обществе и даже не в средние века. Убивать – удел самых грубых, самых диких, самых неразвитых существ.

– По-твоему, цивилизованные люди не имеют права себя защищать? – спросила Варя.

Вопрос застиг Мошкова врасплох. Хмыкнув, он посмотрел на нее.

– Нет, я так не думаю.

– В таком случае тебе не за что себя корить. Ты убил бандитов, в мире стало чуточку меньше плохих людей. Все правильно, Володя.

– Почти убедила, – усмехнулся он.

– Если бы мне удалось убедить тебя и в другом…

– Ты опять об алмазах?

– О них, Володя, о них, – кивнула Варя. – Мы можем взять их и скрыться. Ты заберешь свою семью, я свою. Уедем куда-нибудь подальше. Поселимся в красивом месте, откроем бизнес. Например, можно морские путешествия организовывать. Ты любишь яхты?

– Я люблю тебя, – проворчал Мошков. – Наверное. Потому что рационального объяснения этому нет, а я во всем руководствуюсь логикой.

– Ошибка всех мужчин.

– Ты хотела бы, чтобы я вел себя как женщина?

Варя улыбнулась:

– Ни в коем случае! Мы скоро остановимся на ночлег?

– Километров через сорок будет стоянка дальнобойщиков.

– Я не хочу вместе со всеми. Хочу, чтобы мы были одни.

– Типично женский подход.

– Ты хотел бы, чтобы я вела себя как мужчина?

Настал черед Мошкова улыбаться, что он и сделал.

– Ты устраиваешь меня такая, как есть. Только…

– Договаривай, – попросила Варя, внимательно и серьезно глядя на него.

– Если ты хочешь остаться со мной, придется отказаться от авантюризма, – сказал он.

– А иначе никак?

Мошков медленно покачал головой:

– Иначе никак.

– Я усвоила, – ответила Варя, увидев, что Мошков ничего не хочет добавить к сказанному. – Нужно обдумать твое условие.

– Обдумай. В магазин заезжать будем?

– У нас все есть. Напечем картошки, откроем шпроты. Не возражаешь?

– Принято.

Руководствуясь какими-то только ему известными соображениями, Мошков свернул на проселок, потом на грунтовую дорогу и вскоре затормозил на площадке, примыкающей к сосновой роще.

– Здесь раньше туристические автобусы останавливались, – пояснил он. – Родник, туалет, даже базарчик был. Теперь это в прошлом. Как, впрочем, все в жизни.

– Мы в настоящем, – возразила Варя, выбираясь из кабины.

Через минуту Мошков присоединился к ней. Они стояли на расстоянии двух шагов, не проявляя желания сблизиться. Солнце уже утонуло за горизонтом, все вокруг было окутано серыми сумерками.

– Настоящее длится мгновение, – сказал Мошков. – Моргнул, и нет его.

– Еще недавно нам этого хватало, – заметила Варя.

– Давай вернем алмазы.

– Кому?

– Да хотя бы этому твоему Лозовому, если больше некому.

И тут Варя взорвалась. Она кричала, что Лозовой вовсе не ее, что она хочет нормальной жизни, что она устала, устала! Неужели Мошков не в состоянии ее понять? Он предпочитает сделать богатого подонка еще богаче, вместо того чтобы помочь любимой женщине получить свою толику счастья? А вокруг себя он когда-нибудь смотрит? Дальше своего носа? Много справедливости он видит? Много порядочных людей? Нет? Так зачем лицемерить? Зачем корчить из себя праведника, ведь праведникам-то и достается больше всего, тогда как жулики и мерзавцы всех мастей преуспевают.

– Если кто-то гадит, необязательно всем делать то же самое, – сказал Мошков, когда Варя выдохлась. – Таково мое мнение, и я не готов его поменять.

Она кивнула:

– Хорошо. Давай отложим разговор до завтра. Говорят, утро вечера мудренее.

«Говорят, что кур доят», – хотел сказать Мошков, но промолчал. И предупредил:

– Не надейся, что утром я передумаю.

– Что ж, так тому и быть, – решила Варя. – Отдадим цацки Лозовому, пусть радуется. А у нас свои радости. Разводи костер, Володя, будем ужинать. Я проголодалась просто ужас как! Ноги подгибаются.

– Я тоже голодный как волк, – улыбнулся Мошков, довольный тем, что больше не нужно спорить, что-то доказывать и настаивать на своем. – Мечи на стол все, что есть. Пировать будем.

Пир не получился. Когда он, склонившись над кучей валежника, раздувал огонь, Варя неслышно подошла сзади и огрела его по голове литровой баклагой воды, завернутой в наволочку. Это импровизированное оружие было не смертельным, но достаточно грозным. Мошков, потеряв сознание, повалился лицом в костер и непременно обгорел бы, если бы Варя не оттащила его в сторону.

– Так будет лучше, Володя, – сказала она, как будто он мог ее слышать.

Наступила ночь, до полной темноты оставалось совсем немного. Набрав съестного, Варя выволокла из фургона мешок с алмазами и запихнула его в рюкзак Мошкова. Туда же она сунула мобильник и трофейный пистолет. Получилось тяжеловато.

«Ничего, справлюсь», – решила Варя, продела руки в лямки, забросила рюкзак на спину и, изредка подсвечивая себе телефоном, направилась в чащу. Она шла и шла, запрещая себе о чем-то думать. Если мысли все же появлялись, Варя не прислушивалась к ним и не задерживала на них внимания. Тогда, подобно рыбам, они проплывали где-то на периферии сознания, не затрагивая разум.

Варя двигалась как автомат, как робот, получивший команду не отклоняться от курса. Иногда она падала, зацепившись за ветку или ступив в яму. Боли не было. Варя вставала, поправляла лямки рюкзака и шла дальше.

Лес стоял черный и неприветливый. Порой слышалось, как кто-то похрустывает сучьями совсем рядом или возится в кронах деревьев, роняя сломанные ветви, кору и листья. Варя запрещала себе пугаться. Когда прямо над головой завопила дурным голосом ночная птица, она только втянула голову в плечи, но сдержалась и не побежала, чтобы не споткнуться в темноте.

Когда становилось совсем тяжело, Варя напоминала себе, что в рюкзаке за спиной лежит настоящее богатство. Но лицо ее при этом оставалось сосредоточенным, встревоженным и усталым. Она не походила на женщину, одержавшую самую крупную в своей жизни победу. Она выглядела как женщина, потерявшая все.

Мошков не пошел за Варей. Догонять ее было бессмысленно. Не отбирать же у нее алмазы. По правде говоря, отдавать их Лозовому не было ни малейшего желания. И Варю больше видеть не хотелось. Нельзя любить женщину, которая тебя предает. В принципе, именно таких обычно и любят, но Мошкову этого не хотелось. Он устал, он чертовски устал. Это была самая трудная поездка в его жизни.