— Я его убил! — охотно ответил тот. — Ты думаешь, я зря перелопатил столько дурацкой старинной макулатуры? У дракона можно отнять его драгоценную стихию, и тогда он ничем не будет отличаться от простого смертного. Только никто не догадывался, как это сделать. Ха, проще простого! Мы, Ларины, всегда умели гасить пламя, у нас секрет по наследству передается, потому и были пожарными. А я нашел способ усилить семейное заклятие, так чтоб даже дракону с лихвой хватило! К тому же Бельтайн любой волшбе помогает. Я ведь его всю ночь караулил, но он все время ускользал, гаденыш! А потом увидел, как он тебя, птаха, провожать пошел, и бросился вперед. Пока вы миловались, я всё-всё успел!

Он улыбался, донельзя довольный собой, искренне наслаждаясь своей находчивостью и удачей. И это фамильярное "ты"…

Ничтожный человечек возомнил себя важной персоной, и теперь из шкуры лез, силясь убедить всех, и прежде всего себя, в собственном величии.

— Зачем?! — всхлипнула молодая женщина и закусила губу, пытаясь успокоиться. Что-то нужно было предпринять, непременно нужно! Но что?

— Ненавижу драконов! Они сжигают все, до чего дотянутся! Надутые и самовлюбленные сволочи, все им легко — деньги, девки, долгая жизнь… Понаехали к нам, чванливые ящерицы! А я с детства хотел стать драконоборцем, как в старину! Я придумал, как их убить. Больше никто так не умеет!

Госпожа Чернова все еще держала Шеранна за руку, и пока пожарный разглагольствовал, ей показалось, что пульс дракона немного усилился.

"Нужно тянуть время!" — решила София с отчаянием.

Сердце бешено билось, а голова отчего-то вдруг стала ясной и спокойной, будто при гадании. Страх отступил, сменившись решимостью.

— Не понимаю, что вам сделал Шеранн?

— Он один из них! Это наши земли, наши! А они спят и видят, как их зацапать! — в ярости брызгал слюной господин Ларин. Возможность выговориться доставляла ему видимое удовольствие, и он охотно разглагольствовал дальше. — Людьми должны править сами люди! Эльфов еще можно стерпеть, но кланяться ящерицам-переросткам я не буду! Тем более этим проклятым огненным! Ненавижу!

— Но драконы, напротив, хотят автономии! — осторожно вставила молодая женщина, испуганная этим взрывом ксенофобии.

— Не заговаривай мне зубы! Этот приехал, а за ним и остальные понаедут, так господин Шоров сказал, а уж он-то получше тебя знает!

София прикусила губу, обнаружив очередное свидетельство злонамеренности соседа.

— Скажите, как с этим делом связан господин Шоров? — взмолилась она.

— Ишь, чего захотела, воробушек! — усмехнулся старшина пожарных. Пламенное безумие в его глазах слегка померкло. — Что с тобой вообще говорить? Ты только и думаешь, как к этому развратнику в постель прыгнуть! А ты же человек!

— Я лишь пытаюсь понять, ради чего вы убили господина Ларгуссона — возразила София, к своему стыду подумав, что действительно питала некие предосудительные чувства к Шеранну. — Вы хотели обвинить драконов?

— Я бы охотно придушил этого ростовщика, но меня кто-то опередил, — с недовольной гримасой ответил господин Ларин. — А теперь хватит заговаривать мне зубы! Отойди от него!

— С какой стати? — молодая женщина выпрямилась, вскинула подбородок и продолжила: — Я лишний свидетель, следовательно, вы все равно меня убьете.

— Догадливая, — процедил тот. — Но умереть тоже можно по-разному, так что не искушай меня!

София побледнела, понимая, что действительно находилась в совершенной его власти.

"Боги, услышьте меня! — от всего сердца взмолилась она. — Мудрый Один, обрати на нас свой благосклонный взор, справедливый Тюр, не допусти злодейства!"

И пальцем начертила на пыльном полу охранную руну "альгиз", приговаривая про себя:

Осока, в болотах растущая, ранит жестоко,

Кровью листья свои обагряя того,

Кто схватить ее жаждет бездумно.

Гадалка мало понимала в скальдическом искусстве и в другое время не стала бы слагать заклятья, опасаясь получить вовсе не тот результат, которого желала, однако теперь терять было нечего.

Она вдруг с ослепительной ясностью осознала, что сегодня умрет. Здесь, на грязных, давно не крашеных досках, рядом с бездыханным драконом. И никогда больше не увидит Лею и Стена, не вдохнет аромат июньских роз, не погладит рыжую хулиганку кошечку, не коснется рун… не увидит завораживающего огненного взгляда…

Ощущение необратимости потери захлестнуло ее с головой.

Так не должно быть! Не должно… Несправедливо…

Будто в ответ на ее мольбы распахнулась дверь и окна, раздалась беспорядочная пальба.

Грохот, топот чьих-то ног, крики…

София успела лишь увидеть, как в домик ворвались люди с оружием, но от испуга не понимала, сколько их и что происходит.

Молодая женщина упала на пол, безотчетно прикрывая голову руками. Ей казалось, что грохочущие пули вьются вокруг, будто пчелы вокруг улья, и она лишь чудом все еще жива… А может быть, умерла, но еще этого не осознала?

Казалось, минуло немало времени, в действительности же прошло несколько мгновений.

В себя ее привел встревоженный голос господина Рельского:

— София!

Госпожа Чернова подняла голову, ее взгляд скользнул по инспектору Жарову, по насупленным лицам полицейских, по доктору Верину, вооруженному скальпелем и увесистым врачебным чемоданчиком… И лишь увидев господина Рельского, она внезапно успокоилась. Его прищуренные глаза, сжатые губы и уверенные движения вселяли странную уверенность.

Молодая женщина вздрогнула, и, чуть покраснев, с помощью мирового судьи встала.

— Прошу прощения, — торопливо извинился мировой судья, видимо, заметив ее замешательство. Обращение по имени было недопустимой бестактностью, ведь они вовсе не были кровными родственниками. — Я забылся.

Она смогла лишь кивнуть, с трудом веря, что все уже закончилось. Мужчина помог ей подняться и отвел в сторону. Чуть поодаль валялся изрешеченный пулями господин Ларин, ставший жертвой собственной охоты.

Молодая женщина отвела глаза, и слезы вдруг хлынули потоком, и она, верно, упала бы, если бы мужчина ее не поддержал.

— Шеранн! Он умирает… — всхлипнула София.

Господин Рельский бросил взгляд в сторону распластанного тела, над которым склонился инспектор Жаров. Гадалка до сих пор даже не задавалась вопросом, откуда здесь взялись мировой судья и инспектор с двумя констеблями.

— Я должна ему помочь! — твердо произнесла она, утирая слезы.

— Вы не доктор, к тому же сильно расстроены, вам нужно успокоиться и прилечь, — возразил Ярослав как маленькому ребенку, норовя за руку увести ее прочь.

— Вы не понимаете! Это волшба, врач тут не поможет.