— Ваше высокопревосходительство, его величество ожидает вас! — Флигель-адъютант такого же возраста, как и сам генерал, произнёс эти слова с несомненным почтением, но при этом сохранил марку.

Михаил Дмитриевич прошлой осенью в кругу своих офицеров отметил тридцать восьмой день рождения. Мероприятие прошло без жертв и разрушений, за исключением помятых рёбер одного из халдеев, позволившего себе усомниться в возрасте именинника. Шикарная ухоженная борода и пышные усы скрывали нижнюю часть лица генерала, за счёт чего ему можно было смело прибавлять полтора десятка лет. Единственное, что выдавало истинный возраст Скобелева, так это моложавый блеск внимательных глаз под косматыми бровями.

Скобелев ступил на землю после того, как лакей, замерший в глубоком поклоне, услужливо открыл лакированную дверь его экипажа. Флигель-адъютант отдал честь, выпятив грудь, и тут же ринулся впереди генерала, чтобы распахнуть тому высокую входную дверь и провести дальше вглубь дворца.

Михаил Дмитриевич поглядывал за всей этой суетой, продолжая стоять на месте. Каждое движение этих людей вызывало у него раздражение. Вся эта дворцовая манерность, своды правил, написанные для их работы, заискивающие улыбки, в которых не просматривалось ни малейшей доли искренности… Другой мир, совершенно другой. Не такой, как на поле брани, где ценно каждое слово, где любое движение имеет совершенно отличный смысл. Ты или выживешь, или погибнешь, вернёшься со щитом или на щите.

— Прошу, ваше высокопревосходительство… — Пауза затянулась. Флигель-адъютант в один момент даже подумал, что генерал набирается смелости, что на него было никак не похоже.

— Пожалуйте за мной, его величество примет вас в кабинете, — громко произнёс офицер, чтобы обратить на себя внимание. Велено было Скобелева, как только он появится, не томить в приёмных, а сразу же вести на аудиенцию.

«Ну, с богом… Чему быть, тому не миновать. Когда-то это должно было произойти», — подумал Михаил Дмитриевич, после чего по привычке одёрнул мундир и широкими, уверенными шагами направился внутрь дворца.

Лестницы и коридоры любимой резиденции Александра Третьего были абсолютно пусты. Этим она разительно отличалась от Зимнего, где постоянно сновала прислуга, порхали на своём этаже фрейлины и множество лишних людей создавали эффект своей незаменимости.

В бытность почившего батюшки нынешнего императора в Зимний с чёрного входа можно было запросто пройти какому-нибудь постороннему человеку. В гости к своему другу, лакействовавшему при дворе, к примеру. Вся эта расхлябанность Скобелева тогда доводила до исступления. Ему казалось, что более охраняемого места в стране не сыскать, а оказалось — совсем наоборот. В Гатчине же генерал увидел совершенно другую картину.

Периметр дворца патрулировался нарядами по три человека, которые постоянно передвигались, но кроме них Скобелев своим намётанным глазом полководца заметил в прилегающем парке вдоль дороги ещё и статичные пикеты с интервалом шагов в сто. Похоже, сын сделал выводы из ошибок отца, но при этом хотел, чтобы усиление охраны не выглядело как страх перед покушением. Все предпринятые меры были максимально скрыты от постороннего взгляда.

Раскатистое эхо шагов придворного офицера и следовавшего за ним генерала многократно отражалось от сводов и возвращалось вниз, создавая эффект присутствия множества человек, но на этот звук не появился ни один человек из дворцовой прислуги. У генерала сложилось такое ощущение, что её здесь и вовсе нет.

Флигель-адъютант торопливо ускорил шаг по лестнице, опередив Скобелева на целый пролёт, там кому-то что-то кратко доложил и исчез в полутьме изогнутого коридора. Генерал-адъютант шага не ускорил, поднимался так же размеренно, словно под стук метронома.

Лестница, покрытая красной дорожкой, привела Михаила Дмитриевича на второй этаж, который существенно отличался высотой от первого в меньшую сторону. Потолки были настолько низкими, что создавалось ощущение сдавленности пространства.

— Вы не имели чести бывать в Гатчине, ваше высокопревосходительство, читаю на вашем лице некоторое удивление. Да, нам сюда. — Генерал Черевин широко улыбнулся и протянул Скобелеву руку, как только тот поднялся по лестнице. — Это антресольный этаж. Его величество облюбовал его сразу же, как перебрался сюда с семьёй. Повелел обустроить для себя жилое крыло в арсенальном каре. Его величество оставил во дворце всё, как было, за некоторыми мелкими исключениями. Память предков, видите ли… Павел Петрович, всё такое… Наш государь любовью к помпезности, в отличие от прежних Романовых, не отличается.

— Для чего его величество хочет меня видеть? — пробасил генерал от инфантерии.

— Сие мне в деталях неведомо. Александр Александрович даже со мной не откровенничают. Коли нужно что — так спрашивает. За вас, Михаил Дмитриевич, вопросов не возникало.

Хитрец Черевин прекрасно знал суть вопроса, но каков же он был бы адъютант, если бы подготовил государева гостя к разговору. Нет, всё произойдёт там, в кабинете.

— По вашему лицу вижу, Пётр Александрович, что службу несёте исправно. Как обычно — плутовство в глазах и под усами — рот на замке. Не иначе, его величество должен быть доволен.

— Не исключено. Но это дело государево, а сейчас попрошу ваше оружие.

Собеседники преодолели постоянно уходящий вправо коридор и упёрлись в дверь, перед которой стояли два арапа в красных мундирах личной охраны. Таких же, как у черкесов, сопровождавших царя на выездах.

Несколько удивившись, Скобелев отстегнул шпагу пехотного образца, которая соответствовала его парадному мундиру.

— Да, друг мой, да… Такие нынче времена, такие правила. — Черевин принял шпагу, передал её одному из арапов и без стука вошёл в невысокую дверь.

Михаил Дмитриевич попытался осмотреться, насколько позволяло скудное электрическое освещение. Как он успел сориентироваться, его привели в правое крыло той башни, которая имела восемь стен. Довольно неожиданный выбор для государевой приёмной.

Словно прочитав мысли Скобелева, Черевин, появившийся в дверном проёме, по-дружески положил ему руку на плечо и негромко произнёс:

— Приёмный кабинет этажом выше, но его величество работает с бумагами и не хочет отвлекаться. Считайте это хорошим знаком, Михаил Дмитриевич…

«Таки что-то знает, чёрт усатый…» — подумал Скобелев и сделал шаг в кабинет.

— Генерал от инфантерии Скобелев прибыл по вашему приказанию, ваше величество! — отрапортовал визитёр, как положено по такому случаю, щёлкнув каблуками и вытянувшись по стойке «смирно».

Император, уже предупреждённый о том, что его полководец прибыл, поднялся из-за стола, обитого синим сукном, и, заложив руки за спину, сделал несколько шагов навстречу. Громадный рост хозяина кабинета только подчёркивал стеснённость помещения. Скромная обстановка, несколько картин передвижников на стенах, над каждой из которых висела расписная тарелка.

Взгляд генерала зацепился за портрет со знакомыми чертами лица. Пожилой мужчина запечатлён в своём кресле. За неизменно маленькими очками чётко просматриваются спокойные глаза, излучающие уверенность. На лбу и переносице несколько морщин. В их глубине весь жизненный опыт этого персонажа. Чёрный сюртук почти сливается с тёмным фоном, лишь белоснежные манжеты и воротник выделяются светлыми пятнами.