– Давай жить сегодняшним днем? Мм? – его рука порхнула к моему лицу, обняла подбородок, большой палец устроился на губе – удобно, уютно, так как и должно быть. – Как считаешь? Ведь нет смысла в излишних страданиях… Ни твоих, ни моих.

– Хорошо… – я кивнула.

Как я могу не быть его избранной? Что за кретин все это придумал?!

– Не вздумай опять плакать! – предупредил он меня. – Больше мороженого даже мне нельзя.

Я снова кивнула, глотая ком в горле, и заставила себя улыбнуться.

– Называй меня «моя прелесссть» каждый раз, когда буду хандрить. Гарантирую, это сработает. Давай, говори! И пойдем, а то у меня лекция.

Его губы тоже дрогнули в улыбке, но глаза не смеялись – смотрели серьезно, горячо и как-то… странно. Будто хотели что-то сказать мне.

О да! Только у Василиска глаза могут «хотеть сказать».   

– Ты – моя прелесть, – проговорил он, все так же не улыбаясь, без всяких дурацких шипений, продолжая поглаживать меня пальцем по губе. – И моя напасть. Такая напасть, что мне плевать на то, сколько еще я смогу любоваться тобой.

Я фыркнула.

– Ну уж мне точно не плевать…

Палец надавил на мои губы, закрывая мне рот.

– Сегодняшним днем. Помнишь?

Я медленно кивнула, как смогла.

– Вот и хорошо… – он еще больше приблизился, склонился, касаясь уголка моих губ своими. Глубоко вдохнул, и я закрыла глаза, уплывая в знакомое уже томно-сладкое блаженстве.

– К черту завтра… – бормотал он, целуя меня под шелест опадающей листвы, хватая и прижимая к себе так крепко, что голова кружилась и в груди ухало всякий раз, когда отпускал меня. – Я отменяю завтра... Запрещаю его. А сегодня ты моя, поняла? И нахрен всё прочее!

Следующие несколько дней, почти неделя, прошли в самом что ни на есть «сегодняшнем дне». Психика у меня была здоровая – ну, помимо любви к грубому и неожиданному сексу – и на требование «не думать!» мой мозг послушно реагировал и переключался на все, что угодно, кроме депрессивных размышлений о том, как мне становится тридцать, сорок, пятьдесят… а ему все еще тридцать-пять на вид, и это с большой натяжкой, потому что такие красавцы, как он, в принципе не имеют возраста…

– Не думать! – прошипела я и мгновенно переключилась на созерцание толпы болельщиков нашей университетской футбольной команды.

Мы с Элькой сидели на самых задах, на верхотуре открытого амфитеатра стадиона, ни за кого особо не болея. Просто наслаждаясь последними теплыми деньками октября.

А еще мы разговаривали. Точнее, говорила я – тихо, почти одними губами – а она слушала во все уши, делая вид, что жмется ко мне от холода.

– О чем не думать? – опешила она, слегка отодвигаясь.

– Не важно.

О моей самой главной проблеме на данный момент, я решила Эльке не рассказывать. Просто из девчачьей гордости – чтоб не жалела меня.

А вот обо всем остальном… обо всем остальном рассказала полностью.

Просто в какой-то момент стало понятно, что она не заслуживает жить в мире, населенном существами гораздо сильнее и опаснее ее, и не знать об этом. Хоть какую-то пользу она должна извлечь из своего знакомства с настоящей Видящей – помимо целого сонма опасностей и потенциальных проблем, которые обрела, будучи моей подругой.

А еще я ужасно не хотела врать. Я ненавидела врать – особенно близким людям. До такой степени ненавидела, что если Демьян когда-нибудь вернется к теме моего изначального поцелуя, я обязательно расскажу ему правду. И пусть убивает, если это уж так бьет по его гордости.

– Ты уверена, что не бредишь? Что не сошла с ума? – Элька снова прижалась ко мне, делая вид, что ей ужасно холодно.

– Глупостей не говори… – зашипела я в ответ. – С какой стати Демьян стал бы общаться со мной, если бы я сошла с ума?

– Но хоть какие-то доказательства у тебя есть? А то на словах звучит как полнейший брел и безумие.

О да! Я запаслась доказательством перед нашим разговором. Как только решила, что всё Эльке расскажу, так сразу и запаслась.

А еще я взяла с собой Летанин, который обнаружила на дне прикроватной тумбочки Демьяна, куда полезла по его просьбе за часами. Если подруга поведет себя неадекватно или будет понятно, что ее слишком травмировала новая информация, я дам ей с кофе одну таблеточку. И она тут же забудет о нашем разговоре.

Но сначала я хотела предъявить ей вещественное доказательство существования магии и… посмотреть на реакцию.

Моя охрана, замаскированная под студентов, сидела по обеим сторонам нашего ряда и видела все, что я делаю. Но интересовала их исключительно моя безопасность, а на наши «бабские» разговоры им было наплевать.

Ну и ладненько. Особо не прячась, но и не афишируя, без всяких лишних движений, я достала из сумки изящный, вязаный, светло-серый шарфик. Он был в моем новом гардеробе, но если Эльке понравится, я ей, так и быть, с удовольствием подарю.

Фишка была в том, что это был… необычный шарфик.

– Надень его, – шепотом попросила я. – И упаси тебя боже дернуться или закричать.

– Зачем? Что это со мной сделает? – тут же испугалась она.

– Ну… если я сошла с ума, то ничего. А если ты мне веришь… так может, уже и доказывать ничего не нужно?

Я усмехнулась. И на мгновение пожалела, что не затеяла этот опасный разговор у нас в комнате.

Конечно, там в комнате, где я больше не жила, меня могли прослушивать – Демьян или тот, другой, что собирался похитить меня – и все же интуитивно во время таких серьезных разговоров хотелось куда-нибудь спрятаться, закрыться в четырех стенах, а не сидеть у всех на виду, на самом последнем ряду футбольного амфитеатра.          

Впрочем, на нас никто не смотрел.

– Давай, надевай уже. Не дрейфь.

– Хорошо… только я не ручаюсь, что… – не договорив, Элька медленно подняла кольцо шарфа – с таким видом, будто поднимает змею… и быстро накинула его себе на шею.

И тут же замерла, явно давя в горле вскрик изумления.

– Ну как? – усмехнулась я, уже успев проверить на себе действие.

Вы когда-нибудь видели в старых советских или американских фильмах, как в лютую, зимнюю стужу влюбленная парочка играет на сугробе в снежки или катается на коньках, а на девушке из всей зимней экипировки какая-нибудь изящная шапочка с помпоном, варежки и… шарфик? И вы смотрите на всю эту красоту и люто завидуете – потому что у вас, при всем желании даже зимой выглядеть красиво и эротично, уже давным-давно отмерзла бы задница.

Или наоборот – фильм про старину, съемки проходят летом – при природном освещении и явно без компьютеризации – а на актрисе ни грим не потек, ни капельки пота на лбу. Знай себе порхает в тяжеленном средневековом платье по своему «замку», да еще и с кучей украшений и вышивки по полотну костюма.