Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Лазутчика?
– Да, из наемников, шустрый, сволота, и оружья всякого при ем… и главное вот, – десятник положил на стол арбалет, – в оружейной лавке такое не купишь, у него в бауле лежал.
– А баул да ранец, как бой начался, он в кусты, к протоке забросил! И меч вот его, чудной какой-то, – дружинник, что был вместе с десятником, шагнул вперед и положил на стол меч, – я его с бою взял, позволь атаман, я себе меч этот оставлю.
Тарин с Вансом переглянулись…
– И где этот лазутчик? – Тарин взял в руки меч, вынул его из ножен и внимательно осмотрев, передал Вансу, – узнал?
– Еще бы!
– Так в сарае, на окраине многодворца их заперли, ага, и Хранителя и наемника этого, – довольно улыбаясь ответил десятник.
– Веди! – Тарин схватил с большого сундука в углу кафтан и шапку, – живой он хоть, лазутчик этот?
– Вроде живой.
Хартские земли.
Северные леса
Из чуткой дремы меня вывел лязг засова и скрип ворот сарая. «Уже утро?» – подумалось мне, и я обрадовался тому, что меня наконец куда-нибудь поведут. Судя по шагам и шарканью ног, народа в сарай заявилось человек пять. Меня бесцеремонно потянули из саней, поставили на ноги и стянули с головы тряпки. То, что на дворе совсем не утро, я понял сразу – за воротами темень, кто-то держит лампаду почти перед моим лицом, а за ее светом я никого не могу увидеть, только тени. Ко мне навстречу шагнул силуэт, и я сразу понял, кому он принадлежит.
– Вот оно как, воевода в разбойники и лихоимцы подался?
– А ты, стало быть, с Хранителями дружбу водишь, – Тарин вышел на свет и пристально разглядывал меня.
– Ну, видишь, как судьба распорядилась, – хмыкнул я и, щурясь, посмотрел на Тарина.
– Веревки долой с него! – распорядился Тарин.
– Сбежит!
– Не сбежит, – Тарин продолжал меня разглядывать, потом взял из саней мою шапку и нахлобучив ее мне на голову сказал, – есть-то хочешь?
– Не то слово! И я бы выпил.
– Пойдем…
Мы прошли мимо опешивших моих сторожей и направились по узкой тропинке в снегу к покосившемуся домишке, в окне которого горел свет.
Пока я работал ложкой, уничтожая уже вторую миску похлебки и запивая ее крепким медом, Тарин и Ванс сидели у печи на лавке и тихо переговаривались, поглядывая на меня и, вероятно, отпускали в мой адрес какие-то свои солдафонские шутки. Я наконец набил живот, допил кружку меда и покосился на свой ранец и баул, которые принесли за мной следом.
– Табачок поди к рукам уже прибрали, – я встал и прошел к ранцу, увидев открытый клапан бокового кармашка, убедился в своем предположении и вернулся к столу лишь с трубкой.
Тарин снял с пояса кисет и, положив его на стол, сел напротив, Ванс же взял с полки у очага две кружки и кувшин, подошел к столу, разлил по кружкам еще меда и сел рядом со мной.
– Так что, расскажешь, как в лазутчики к Хранителям подался? – хохотнул Тарин, тем самым прервав мое молчание и задумчивое, с наслаждением пыхтение трубкой.
– Ехать в хартские земли надо было, а тут обоз подвернулся, – ответил, разглядывая почерневшую от времени потолочную балку и подвешенную к ней лампаду, – на мосту пост таможенный, а потом лихоимцы ваши… вот, собственно, и вся история.
– Десятник сказал, что обозники про тебя говорили, будто ты согласился в судейскую стражу идти? – Ванс сидел ко мне боком и уставился на меня единственным глазом.
– Да я чего угодно наплету, лишь бы ехать не мешали.
– А зачем тебе ехать в хартские земли и где Дарина? – Тарин, несмотря на видимое расположение ко мне, интересовался всерьез, он даже к кружке еще не притронулся и вероятно ожидал услышать что-то такое, что заставит мне поверить.
– Ничего я вам, пердуны старые, не скажу, – улыбнулся я, – скажу только, что Дарина в надежном месте, Хранитель этот… мм… а! Корен, желает комиссарского тела…
– Чего? – поднял бровь Тарин.
– Я говорю, Корен северные границы княжества обложил своими наемниками, желая найти меня, что ему пока не удается… а у меня здесь просто дело.
– Какое?
– Посмотреть, как в княжестве люди живут.
– Посмотрел?
– Да, и посмотрел и послушал…
– И что скажешь?
– Скажу, Тарин, что мы с тобой совершили большую ошибку…
– Не сам он, – Тарин встал и начал прохаживаться вдоль стола, – одурманен он и хитростью коварной опутан!
– Сам-то веришь?
Тарин снова сел, посопел, не глядя на меня, пару секунд, а потом поднял наконец-то кружку…
– Чую, что тайна у тебя какая-то есть, также чую, что нет вреда в том… давай выпьем за встречу.
– А вы, значит, старики-разбойники? – ополовинив кружку, я поставил ее на стол и снова взялся за трубку. – Зимой да, у вас есть шансы навредить иноземцам, а потом сойдет снег, вскроются протоки, и как вы будете дальше?
– Весной будет война, Никитин, это сейчас мы только смуту затеяли, а весной многое изменится, – серьезно сказал Тарин.
«Очень кстати» – подумал я, захотелось рассказать Тарину о Шахаре, о его людях и об исходе с болот целого народа, но что-то меня останавливало, пусть эта инициатива Тарина со смутой и войной играет пока втемную.
– А цель? – я уставился в глаза Тарину.
– Изгнать иноземцев! От них только горе и разорение княжеству!
– Не все так думают.
– Отойдут хартские земли от Трехречья, как раньше будет – Хартское княжество.
– Насколько я знаю, последняя война была именно из-за того, что большинство плодородных земель были во владении хартов, так?
– Так, но теперь будет по-другому, харты примут людей за помощь против иноземцев! Земель здесь много, живи, трудись, Большая луна благословит любое ремесло, а иноземцы лишь грабят! Подати подняли, сколько зерна за пустыню увозят!
– Значит, война, – вздохнул я.
– Да, Никитин, и я буду рад, если ты присоединишься к нам, у тебя разумения много на всякие хитрости военные… Да! Я же вывез араб… арб…
– Я обратил внимание на хартских стрелков, – кивнул я.
– Весной, – Тарин наклонился над столом и придвинулся ко мне, – у нас будет тысяча таких стрелков!
– Только стрелками не обойтись, хороших рубак среди хартов нет, нужна пехота, кавалерия…
– Кавалерией вот Ванс занимается, много гонцов разошлось по княжеству, собирают оружных людей.
Ванс кивнул и снова наполнил кружки.
– Рад бы я к вам присоединиться, так как мне тоже есть за что мстить иноземцам, но у меня дело, очень важное дело.