Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже не слыша меня, Ефимыч воодушевленно забормотал, первооткрывательски поблескивая очками:
— Любопытно… Инцидент недельной давности отпечатывается в сознании как происшедший накануне. Налицо замедленная перцепция времени… Весьма любопытно!
— Чё базаришь? — толкнул я его локтем в бок. — Лучше давай, еще налей! Мне седни надо еще одну ходку на помойку сделать. Седни ж пятница! А в конце недели народ расслабляется хорошо, ба-альшой урожай собирается, ежели клювом не щелкать…
Я аккуратно свернул газетку с колбасными шкурками и со словами «Сгодится еще» хозяйственно засунул за батарею.
Следующий час мы дружно бродили вокруг окрестных ларьков в поисках бесхозных бутылок, причем Ефимыч тоскливо волочился за мной следом. Он жалобно шмыгал насморочным носом, очевидно обуреваемый весьма противоположными желаниями — бросить меня и отправиться домой, в тепло, или продолжать выполнять свой долг ученого. И если я в своем видавшем виды ватнике органично вписывался в окружающий пейзаж, то кандидат наук в драповом пальто, собирающий бутылки, на фоне помойки выглядел режущим глаз диссонансом.
Честно говоря, мне уже наскучило изображать из себя бомжа. Интересно было только сначала, а теперь я только ждал повода, чтобы отвязаться от доверчивого лекаря. Мне тоже хотелось в тепло и вкусно поужинать. Я даже раздумывал, как бы половчей избавиться от него. Затеять ссору и избить? Столкнуть в Яузу, а пока он будет вылезать на берег, дать деру?
Спасение пришло само собой.
— Мне нужно… на минутку, — слабым голосом произнес Ефимыч, делая характерное переступательное движение ногами, однозначно определяющее его намерения. — Мне бы в кустики…
— Да ладно тебе, ссы тут, — великодушно разрешил я.
— Не могу! — Интеллигентная натура Ефимыча брала верх даже над неотложными физиологическими надобностями. — Я сейчас.
Пока он шуршал ветками кустов, я быстрым шагом скрылся из виду, тихо посмеиваясь при мысли о том, как ученый расстроится, обнаружив исчезновение своего любимого подопытного кролика.
На чердаке, переодеваясь в цивильные доспехи, я тихо хихикал над этой мыслью.
Я смеялся, возвращаясь на машине домой, минуту за минутой перебирая в памяти необыкновенно удавшийся вечер.
Я хохотал, открывая дверь квартиры своим ключом.
Я дико ржал, снимая пальто в прихожей и расшнуровывая ботинки.
Однако уже в следующее мгновение мой жизнерадостный смех захлебнулся на самой высокой мажорной ноте: на пороге комнаты, в ужасе сцепив руки у лица, возвышалась Иришка. В ее глазах переливались, набухали, непрерывно увеличиваясь, крупные слезы. Сорванным, дрожащим в преддверии неминуемого плача голосом она пролепетала (между прочим, как всегда, нелогично):
— Саша, я все знаю… Ты должен мне все рассказать!
Оказалось, внезапно потерявший меня Ефимыч испугался (боялся, что, пока он копошился в кустах, меня замели стражи порядка или избили бутылочные конкуренты) и позвонил домой жене. Успокаивая ее, он подробно описал, как мы с ним пили водку в вонючем подъезде, рылись в мусорных баках и собирали бутылки.
Естественно, впечатлительная Иришка совершенно не успокоилась, вообразила себе невесть что, распсиховалась и принялась рыдать, при этом тщетно пытаясь найти какую-нибудь подходящую к случаю инструкцию в любимом журнале. Но женские журналы по этому поводу хранили заговор молчания. Они не желали давать советы на тему, что делать, если ваш супруг собирает бутылки на помойке и ест тухлую «Докторскую» колбасу, предпочитая ее изысканной домашней снеди.
Вскоре недоразумение разъяснилось. Через полчаса воспрянувший к жизни Ефимыч уже нежился в кресле возле камина в гостиной, грея в ладонях бокал с темно-янтарным «Хенесси» и светясь красным разбухшим носом. Он любезно просвещал нас с научной точки зрения насчет происходящего.
— У Александра типичное раздвоение личности! Классический случай, чрезвычайно редкий… — заливался он гнусавым соловьем. — Раздвоение личности официально классифицируется современной психиатрией как диссоциативное расстройство. Оно встречается гораздо реже шизофрении… Апчхи!
— У Саши шизофрения! — пискнула Иришка, расширенными от ужаса глазами наблюдая, как Ефимыч самозабвенно зарывается лицом в любезно предоставленный ему носовой платок.
— Нет, что вы! Вы не так меня поняли, — перемежая трубные звуки гундосыми речениями, успокоил ее доктор. — Шизофрения не является расщеплением или раздвоением личности, как ошибочно полагают многие, и, кстати, раздвоение личности встречается гораздо реже шизофрении. Апчхи!.. Однако, думается мне, в последние годы диссоциативное расстройство у психиатров стало модным диагнозом и начало применяться к лицам с широким кругом симптомов. Я знаю нескольких пациентов с явно выраженными признаками шизофрении, которым изменили диагноз на диссоциативное расстройство. Все это вносит некоторую путаницу в представления пациентов и членов их семей, однако, я считаю…
— Доктор, а можно попонятнее? — взмолились мы хором.
— Ах да, простите. — Новый трубный глас прозвучал призывом к тишине и вниманию. — Я несколько забылся. Очень устал, к тому же эта простуда… Апчхи! В нашем случае мы имеем дело с так называемым расщеплением личности, или, как иногда говорят, с синдромом множественной личности. Это психическое расстройство, при котором внутренний конфликт конвертируется не в соматическую, а в психическую сферу…
— Мой муж — псих! — искренне возмутилась Иришка и тут же накинулась на меня: — Александр, как ты можешь…
— Потерпите, Ирина Алексеевна, я сейчас все объясню. Дело в том, что любое диссоциативное расстройство — это крайнее проявление защитных механизмов человеческой психики. Оно может сопровождаться: кратковременной потерей памяти на важные события, то есть амнезией, реакцией бегства, то есть уходом из дома и принятием новой идентичности, вхождением в образ совершенно постороннего и даже социально и поведенчески противоположного человека, а также трансоподобным состоянием с сильно сниженным откликом на внешние раздражители… Апчхи!
«Вот про трансоподобное состояние я и забыл! — воскликнул я про себя. И даже мысленно хлопнул себя по лбу. — Надо будет в воскресенье попробовать…»
— То есть, насколько я понимаю, в Александре как бы поселилась чья-то душа? — понятливо кивнула Иришка. — Теперь в нем живет несколько человек?
— Пока только два, — кивнул Ефимыч, предварительно оросив носовой платок изрядным количеством влаги. Пожалуй, лучше сразу выдать ему банное полотенце. — Но вы не совсем правы, Ирина Алексеевна. Никто в нем не поселился и не живет. Ваш муж по-прежнему является вашим обожаемым супругом, но только при этом он как бы раздвоился…
— Как бы раздвоился?! — подозрительно осведомилась жена.
Ей все это пришлось не по вкусу. Впрочем, можно было ее понять! Живешь себе, живешь, имеешь приличного мужа, а тут хлобысть — и вместо одного двое мужей, но с одной зарплатой.