Однако она не обладала уверенностью Перпетуи. Не обладала верой, чтобы вести корабль самой. Она лишь с тревогой наблюдала, как родителям и карусели врачей и спецов не удавалось спасти Эрика. И когда была возможность помочь, Кади ее упустила.

Она вернулась к чтению; оставалась только мрачная концовка. Пленники, которых недостаточно истерзали леопард или медведь, оказались приговорены к смерти от меча. Палач Перпетуи был новичком, ему не хватило смелости довести дело до конца, и в итоге Перпетуя взяла меч и «сама направила его к своему горлу». Последняя строка гласила: «Быть может, такая женщина не могла быть убитой не так, как она того пожелала».

Так, значит, Перпетуя покончила с жизнью сама. То есть, если совершить это из религиозных соображений, то это делает тебя мучеником, героем, святым. А если поступить так, будучи психически больным студентом, тебя начнут считать жалким, слабым или эгоистичным. Кади терпеть не могла, что некоторые думали так про ее брата, но люди хотели знать причину, а без оной приходили к собственным выводам.

Кади уставилась сквозь стеклянную стену перед собой. Снаружи все выглядело ясным, пронзительным, в такой день с первого взгляда понятно, что стоит холод. Вдали, за зеленью, белоснежный шпиль Мемориальной церкви пронзал идеально голубое небо, а бегущие по нему облака выдавали сильный ветер. По земле носилась опавшая листва, словно оперившиеся птенцы, которые желают взлететь, но тушуются. Лишь один маленький клен отказывался расставаться с рыжими листьями, пламенеющий и непокорный. Если Кади утратила мужество, когда Эрик был жив, как обрести его сейчас, когда брат мертв? Способна ли она исправить эту ошибку отсюда? Если призраки обращаются к ней из прошлого, может ли она установить связь с ними в ответ?

«Видение подтверждает веру», – написала Кади на полях. Перпетуя не родилась отважной; она обрела храбрость после своих галлюцинаций. В прошлом году Кади вела себя слишком пассивно, даже трусливо; изменения в Эрике ее пугали. Но это было раньше. Голоса, которые она слышала, тоже пугали, но что, если этот опыт можно «перенести» на Эрика? Что, если она впустит этих призраков в свой разум и это станет ключом к тому, как достучаться до брата или, по крайней мере, его понять? Кади чувствовала, что голоса вели ее куда-то: или к безумию, или к ясности, она не знала наверняка. Если бы только приснился какой-нибудь сон, явился какой-нибудь знак, если бы в ней нашлась хоть капля веры, может, она тоже сумела быть храброй.

Шмяк!

В окно что-то врезалось. Кади подскочила на месте, сбив свою бутылку. Пока она копошилась, чтобы спасти ноутбук от разлитой воды, студенты вокруг наперебой обсуждали случившееся:

– Твою ж мать!

– Это что, птица?

– Ой, бедняжка!

Кади встала и подошла к окну, рядом с которым уже стояла пара студентов.

– Я ее даже не вижу.

– Может, улетела?

– С такой силой ударилась, а? Перья, блин, оставила.

И в самом деле, на стекле темнело грязное пятно с крошечными клочками пушка, приставшими из-за чего-то пугающе вязкого. Кади прижалась к окну лбом, силясь увидеть землю внизу, но ничего не вышло. Она шагнула назад. Неужели птица и была ее знаком?

Кади направилась на выход, бросив открытый ноутбук и мокрые конспекты на кресле, миновала библиотечные двойные двери, и в нее тут же ударил порыв холодного ветра, швырнув в глаза и рот пряди волос. Кади придержала их и поспешила к главному окну. Вдоль подножья библиотеки росла густая живая изгородь, и добравшись, как ей казалось, к нужному месту, Кади опустилась на колени, чтобы посмотреть под кустарником.

Голубь лежал на боку, вытянув крыло, под которым виднелись белые перышки, в то время как остальные были серыми, прижав чешуйчатые лапки к телу. Осторожно приблизившись, Кади с облегчением заметила, что пернатая грудка вздымалась и опадала. Кади бы и сама не отказалась, чтобы ее собственное дыхание было таким же ровным. Она попросила знак, и Вселенная буквально швырнула его с неба: голубь, словно почтовый, с посланием. Отголосок слов Виви: «Постарайся быть открытой, послание может принять любой вид». Послания доставляют птицы – или духи. Может, ей уже пора перестать сомневаться и начать обращать внимание?

Голубь устремил на нее красный глаз, и Кади уже было хотела коснуться птицы, как вдруг раздался треск веток под чьей-то подошвой.

– Кади? – глянул на нее сверху вниз Алекс в дутой куртке, в которой его долговязое тело казалось еще длиннее. – Увидел, как ты бросилась наружу. Все в порядке?

– Видел, как птица влетела в окно? Кажется, она ранена. – Кади стряхнула с коленей землю.

Алекс наклонил голову и улыбнулся:

– Ты вышла проверить, как там птица?

– Да. Это бредово? Не отвечай.

– Нет, это мило. И куда интереснее, чем домашнее задание. Так где там наш маленький шахид? – Алекс опустился рядом с Кади на корточки. – Оу, бедняга. У меня в доме тетушки однажды такое было: птица врубилась в окно веранды и упала в мусорку. С ней было все в порядке, но нам пришлось ее встряхнуть. Они впадают в ступор или типа того и считают, что не могут улететь, хотя это не так. Надо достать его из кустов.

Кади потянулась к голубю.

– Воу, ты что делаешь?

– Достаю его из кустов, как ты и сказал.

– Голыми руками? С ума сошла? Голуби отвратительны, ты птичий грипп подхватишь или еще что.

– Он ранен. Я не могу его просто так бросить. – Ей было нужно помочь хоть кому-то.

– Тогда погоди. – Алекс дернул с шеи полосатый шарф. – Оберни руки вот этим.

– И осквернить твой шарф?

– Ничего, но это максимум моей помощи. И предупреждаю: если голубь хлопнет крылом мне в лицо, я заору.

Кади заползла глубже в кусты и бережно сжала обернутыми тканью руками крылья голубя, но тот, впрочем, вообще не сопротивлялся. Только шевелил розовыми лапками, которые стискивались вокруг открытого большого пальца Кади крепко, словно цепкая ладошка младенца. Его кожа оказалась на удивление теплой.

– Куда его лучше отнести?

– Эм-м… как насчет вон туда? – Алекс отскочил на шаг и указал Кади на каменные ступеньки сбоку от библиотеки. – Рядом с лестницей, там гораздо меньше народу шастает.

Кади нырнула под металлический поручень, шагнула на густой переплетенный плющ, укрывающий холм. Бережно опустила голубя туда, где ниспадающие лозы поддерживали его в полувертикальном положении. Голубь позволил ей все это проделать, только мигнул, когда листок плюща коснулся его головы.

Она попятилась, не сводя с птицы глаз, но та не пошевелилась. Кади ощутила укол вины – может, следовало оставить птицу в покое и вообще не трогать? Она глянула черед плечо на Алекса. Он хмурился.

Вдруг Кади услышала воркование и хлопанье крыльев – и, обернувшись, увидела, что голубь взмыл к солнцу.