Но пока я собирался с духом, на катер впорхнула мисс Белли — в потрясающей алой ветровке, с чемоданчиком в руке. Она пробралась сквозь толчею, вырулила к Криминале и, одарив его вспышкой черных очей, уселась рядом. «Ошизительная погода, а?» — сказала она мыслителю. Я сидел немного сзади и отлично видел их обоих. Черная вода нервно приплясывала за бортом, темные тучи неслись куда-то над подсвеченными луной вершинами гор. Кто-то весьма решительно опустился на скамейку рядом со мной. «Ja, сейчас мы будем говорить по тушам», — произнес мой новый сосед. Я обернулся и обнаружил рядом фройляйн Козиму Брукнер: черный мейкап, черная куртка, черные кожаные штаны в обтяжку. В Германии такой наряд считается последним писком моды, а в других странах обычно ассоциируется с уличным хулиганством и садомазохизмом. «Почему бы и не поговорить, — вздохнул я. — Как вам конгресс?»

«Я с фами говорю не для того, чтобы «разговор поддержать», — заявила фройляйн. «В каком смысле?» «В том смысле, что я шелаю снать, чем фы тут занимаетесь». «Мыслю, как и все прочие». «Это был не философский фопрос. — Козима Брукнер понизила голос и оглянулась назад. — Фы говорили, что работаете на газету, которой уже не существует». «Да она всего пару недель как обанкротилась», — запротестовал я. «Как ше тогда мошно на нее работать? — логично заметила она. — И еще фы говорили, что находитесь сдесь нелегально, под прикрытием. Как фаше настоящее имя?» «Фрэнсис Джей», — честно сказал я. «Но именно под этим именем фы сюда и прибыли». «Получается, что так». «Хорошо. Кто фас прислал, кто фаши хозяева?» «Я вольный журналист, пишу статьи». «Не верю, — прошипела Козима, наклоняясь ко мне вплотную. — Мистер Тшей, или как фас там, если я сообщу профессору Монце о том, что фы не тот, за кого себя фыдаете, он немедленно фышибет фас отсюда».

Катер отчалил от пирса, и в лицо нам полетели мелкие брызги. «Что, вам, собственно, известно?» — спросил я. «Мне известно, что фы прибыли на Бароло с фенгерским агентом», — прошептала фройляйн Брукнер. «Вы имеете в виду Илдико? Она не агент, она издательский редактор». «Зачем она сдесь?» «Ей нравится ходить по магазинам». «Не нушно считать меня дурой. Она работает на государственное исдательство, которое в прешние годы часто использовалось тля передачи шпионской информации с Запада на Фосток и с Фостока на Запад. Мы очень хорошо снаем этот канал». «Неужели? — заинтересовался я. — А откуда?» «Мистер Тшей, я навела справки в Прюсселе о фас обоих, причем не только в Интерполе, но и в других, более законспирированных организациях».

Катер выплыл на простор, и нас начало здорово качать. Вокруг раздались нервные взвизги, и большинство пассажиров предпочли ретироваться с палубы в салон. «Давайте-ка мы с вами тоже уйдем под прикрытие», — попытался отшутиться я.

«Сядьте, мистер Тшей, или как фас там. — Козима Брукнер весьма крепко взяла меня за локоть. — Фы не понимаете всю серьезность ситуации. Сдесь происходит мешдународный конгресс, на котором присутствует ряд ведущих политических фигур, в том числе некоторые министры, за которыми охотятся террористы. Эти люди живут в постоянной опасности. А террористы обычно наносят удар именно в таких местах». «Надеюсь, вы не считаете меня террористом?» «Я не снаю, кто фы. Ясно одно — слушба безопасности фас прохлопала. Положение у фас незавидное. И я шелаю снать, с каким заданием вы сюда прибыли». «Ладно, — вздохнул я. — Как я уже сказал, я журналист, но я сейчас работаю на одну телекомпанию. Делаю передачу о Басло Криминале». Козима встрепенулась и впилась в меня взглядом. «Аха, так фы следите за Криминале? А удостоферение у фас есть?» Я сунул руку в карман — пусто. «Было. Но Илдико Хази решила отправиться по магазинам с моим бумажником». «Могли бы придумать что-нибудь более прафдоподобное», — хмыкнула Козима. Я понял, что с фройляйн шутки плохи.

К счастью, катер уже подходил к берегу, из темноты выплыл деревянный причал. Мы оказались на территории еще одного поместья, но по части вкуса вилла Беллавеккья и в подметки не годилась нашей вилле Бароло. Здесь господствовал неоклассический стиль. Подсвеченные фонарями сады, по которым мы пробирались нетвердой после качки поступью, были тесно заставлены античными скульптурами невиданно пышной комплекции. Сразу же за пристанью нас встретили две задницы — основательные, монументальные. Такие запоминаются на всю жизнь и, всплывая из прошлого, способны согреть душу в час горестных раздумий или скверной погоды. Принадлежали эти несравненные ягодицы Марсу и Венере. У бога войны они были пошире, у богини любви порельефней и покруглее. Взгляд, брошенный на эти шедевры ваяния с противоположной стороны, открывал картину не менее впечатляющую: фиговые листки лишь подчеркивали мощь Марсова естества и необъятность Венерина лона.

Но оглядываться назад не следовало, ибо кроме божественных гениталий я обнаружил там мрачно поблескивавшую черной кожей Козиму Брукнер. Больше я не оборачивался, но затылком чувствовал, что фройляйн не отстает от меня ни на шаг. Мы вошли в палаццо и оказались в просторной гостиной, еще гуще утыканной скульптурами из каррерского мрамора. Меж каменных истуканов обнаружилась живая душа — профессор Монца, он вновь оказался первым. «Аттенционе, битте! — захлопал он в ладоши. — По местам! Погода все хуже и хуже, поэтому наш кончерто будет корочче!» В зале изящным полукрутом были расставлены золоченые кресла с герцогскими коронами на спинках; посередине возвышался подиум. Одним словом, настоящее аристократическое суаре, а я-то думал, что они остались в безвозвратном прошлом. В гостиной уже были какие-то люди: мужчины в дивных серых костюмах и женщины с шиньонами, в неполноценных платьях — то с отсутствующей спиной, то с зияющими боками. Очевидно, основную часть аудитории должны были составлять гости с Бароло, а поскольку нас оказалось немного, зал остался пустоватым.

Басло Криминале занял место в самой середине первого ряда, по соседству с профессором Монцей. Там же обосновалась и мисс Белли: подошла, что-то с улыбкой сказала, опустилась в кресло, и они мило склонились друг к другу — очевидно, изучали программку или предавались еще какому-нибудь невинно-интимному занятию. Я занял позицию чуть позади, откуда мог держать эту парочку под постоянным наблюдением. Надо было разобраться в их взаимоотношениях. Почти сразу же кто-то уселся рядом — естественно, то была Козима Брукнер. «Полагаю, мистер Тшей, пришло фремя поговорить начистоту, — прошептала она мне на ухо. — Фам следует снать, что я тоже не та, за кого себя выдаю». «В самом деле? Так кто же вы?» «Мой облик — камуфляж», — сообщила фройляйн Брукнер, предварительно оглянувшись назад. «Значит, вы не из Еврокомиссии?» «Скашем так: я не из мясного отдела. Но шшшшшш».

Она кивнула на подиум, где появился маленький камерный оркестр: стильные юноши с длинными волосами, не менее стильные девицы с короткой стрижкой; все в белых рубашках и бабочках. Вскоре у пульта возник того же возраста дирижер с развевающимися длинными кудрями и в черном фраке. Дирижера приветствовал теплый шелест аплодисментов. Оркестр начал настраивать инструменты. Я услышал, как Криминале сказал: «Отменная акустика». Потом дирижер объявил: «Антонио Лючио Вивальди, «Le Quattro Stagione». — И перевел: — «Времена года». Вот еще один композитор, окончивший свои дни в Вене в полной нищете, а ныне воскрешенный, чтобы доставлять нам неоклассическое наслаждение, подумал я. Оркестр был и в самом деле хорош — он приступил к метеорологическому исследованию бедного Антонио Лючио напористо, со смаком. Я откинулся на спинку и стал наслаждаться.