отдаст за долги свою долю добычи, то опять останется ни с чем. А если на эти средства заведет дом и хозяйство в Силверволле, то быстро встанет на ноги. И он просил тебе передать: мол, он не будет в обиде, если ты будешь считать его как бы умершим и выйдешь замуж заново.

И еще раз легонько подмигнул, будто имел в виду больше, чем сказал.

Снефрид молча сглотнула. В ушах шумело все сильнее, голова шла кругом. В памяти звучали слова Рандвера, но ум отказывался их принять.

– То есть он собирается… никогда не возвращаться? – пробормотала она.

– Да, хочет жить в Силверволле. И тебе, стало быть, кланяется, что он, мол жив, все у него хорошо, и что ты можешь его больше не ждать. Если еще ждешь. Ты ведь не вышла замуж по новой, нет?

Снефрид покачала головой. У нее перехватило горло, тянуло заплакать и засмеяться.

Вот тебе и начальник стражи у кейсара!

Она и радовалась, что Ульвар жив и свободен – могло ведь быть куда хуже, – и чувствовала себя оскорбленной, что он, по существу, разводится с ней! То есть предлагает ей развестись. Потому что намерен никогда к ней не возвращаться.

Как и предрекала Хравнхильд.

Напрасно она ждала, надеялась, прикидывала, как спасти его честь… Пусть теперь Фроди с Кальвом хоть до Затмения Богов подают жалобы на тинг, едва ли они сумеют добраться до Ульвара в такой дали.

– И он сказал, чтобы я это все рассказал только тебе, – добавил Рандвер. – А больше никому. Его ведь здесь ищут, да? Он сказал, дело в долгах, но мы с ребятами прикинули: он убил кого-то, да?

Снефрид покачала головой, отчего в ушах зазвенело сильнее.

– Да ладно вам! – Рандвер доверительно коснулся ее колена. – Чего такого, дело-то обычное. У нас много таких. Добрый тихий человек на сарацин-то не пойдет, ему и дома хорошо!

Он засмеялся, и Снефрид мельком увидела в нем сходство с Вегардом-Триди. Они были совсем не похожи и внешностью, и повадками, но их роднила эта оторванность от семьи, от округи, от связей, которые и поддерживают человека, и сдерживают его. Эти люди привыкли полагаться только на себя и не считаться ни с кем, кроме своих собратьев по оружию.

Снефрид ощутила, что ее трясет. Она не могла разобраться своих чувствах, ей хотелось кричать, прыгать козленком, мчаться куда-то бешеной кобылицей. От радости, от негодования, от горя – она не знала, но хотелось нестись как ветер, чтобы сбросить этот невыносимый груз.

– Я… нужно… рассказать отцу… – Она встала, но вспомнила, что в теплом покое сидит Оттар. – Не сейчас. Когда он уйдет.

– Могу так с ними посидеть, – предложил Рандвер, тоже вставая: он видел, что Снефрид нужно побыть одной. – Что мы вернулись, не скрыть – нас в Бьёрко из Альдейгьи шесть кораблей пришло.

– Ого! – поневоле Снефрид отметила это число.

– Из наших сотни три с Халльтором в Хольмгарде остались, а мы, кому есть куда возвращаться, весны дождались да и домой. Этим летом по всем морям будет о нас много разговоров! – Рандвер горделиво засмеялся и выпятил грудь. – Нам есть о чем порассказать, таким гостям у любого конунга будут рады! Я когда из Бьёрко уезжал, за Сигфастом Струной от Бьёрна конунга прислали – зовет его в Уппсалу, хочет повидать. Вот мы теперь какие важные люди!

– Но вы никому не говорите, что Ульвар был с вами?

– Нет. Он просил не говорить. А разве мы своего брата подведем? Мы люди надежные!

Рандвер подмигнул Снефрид и вышел в теплый покой. Она обессиленно опустилась на свое место.

В мыслях и чувствах была путаница. Ульвар нашелся! И в то же время – пропал навсегда. То и другое было правдой, и Снефрид изнемогала от непонимания, радоваться ей или грустить.

* * *

Через какое-то время Снефрид вызвали в теплый покой: Оттар собрался уезжать, убедившись, что все в порядке и гость ничем не угрожает Асбранду с дочерью. Она даже сообразила осведомиться напоследок, как дела у Гро. О том, что к ним приехал гость, Снефрид просила никому пока не рассказывать: если к ним потянутся любопытные соседи, правда об Ульваре может как-нибудь выплыть. Даже если Рандвер ничего о нем не расскажет, не нужно пить из Источника Мимира, чтобы догадаться о причине, ради какой гость из Серкланда явился в Оленьи Поляны. В родстве с Асбрандом он не состоял, заказов на памятные камни тот сейчас не принимал, а значит, причиной этой могли быть только вести об Ульваре. И уже скоро о сарацинском походе будут говорить везде: в Бьёрко с востока прибыло около трехсот человек, и столько же в Хольмгарде и Альдейгье ждут кораблей на запад. По всем викам, усадьбам и хуторам Северных Стран все лето только и будет разговоров, что об их приключениях, славе и добыче.

– Рассказывай ты еще раз, – предложила Снефрид Рандверу, когда они остались втроем.

Того не надо было долго упрашивать, и он охотно начал все с начала. Слушая второй раз, Снефрид начала лучше понимать, сумятица в мыслях несколько прояснилась. Беседа их не заканчивалась до темноты; уже вернулись работники с покосов, поели вечерней каши, а Рандвер все рассказывал – о сарацинских странах, а тамошних сражениях и богатой добыче, а битве на Итиле, где войско хазарского хакан-бека вероломно, вопреки уговору, напало на войско русов. О гибели Грима сына Хельги, их главного вождя, о неудачной попытке пройти переволоку между двумя огромными реками, о долгом, трехмесячном пути через неведомые леса, когда две с половиной тысячи человек не знали, приедут ли они хоть куда-то или упрутся в Ётунхейм. О том, как уже почти потеряв надежду, они оказались в Мерямаа – стране, хорошо знакомой людям Олава из Хольмгарда: его предки уже лет сто собирали с нее дань и в составе войска были тамошние уроженцы.

Об Ульваре Рандвер мало мог добавить к уже сказанному. Они не были большими друзьями в походе, и его Ульвар выбрал вестником только за то, что Рандвер был родом из соседнего корабельного округа, а значит, мог выполнить это поручение по пути домой.

– Ты, наверное, теперь поедешь в Лебяжий Камень, а оттуда домой? – спросила наутро Снефрид, когда все завтракали свежим козьим сыром и овсяными лепешками.

– К хёвдингу вашему могу съездить, если он так уж хочет меня видеть. – Рандвер и сегодня был в превосходном настроении. – А насчет домой… Не скажу, чтобы меня так уж туда тянуло…

– Ты там убил кого-нибудь? – поддразнила его Снефрид, вспомнив