— Привет, — сказал он, и, услышав его голос, она поняла, что он нервничает и сильно напуган, наверное, впервые в жизни.

Первым ее желанием было успокоить его, но она остановила себя.

— Привет.

Прежнее возбуждение все еще трепыхалось в груди, но что-то, смахивающее на смущение, мешало ей заговорить. Если они оба поняли сегодня что-то новое, сделало ли это их обоих другими людьми?

— Как день прошел?

Рут попыталась ответить, но щеки пылали, и она отвернулась, чтобы не смотреть на него.

— Я поднимусь, пожелаю детям спокойной ночи, потом присоединюсь к твоим родителям.

Рут смотрела, как он выходит из кухни, и пыталась осознать, что происходит.

Кристиан ехал домой, но не имел ни малейшего представления, чего ждать. Рут не перезвонила. Что, с его точки зрения, было вполне закономерно, но он все равно обиделся. Это было еще одним подтверждением, что жена, скорее всего, его разлюбила, и от этой мысли ему казалось, будто он проглотил большой камень. По дороге домой он прорепетировал несколько речей, но даже когда он их мысленно повторял, то осознавал, что ни одну из этих речей ему произнести не доведется. Он с ужасом представлял себе, как будет сидеть за столом вместе с родителями Рут, будто ничего не случилось. Он подумал, что было бы еще хуже, если бы Рут рассказала им все, но он знал свою жену достаточно хорошо, чтобы понимать, что вряд ли такое произойдет.

Кристиан открыл дверь в комнату дочери и увидел, что Бетти уже спит. Она выглядела такой прелестной, безмятежно раскинувшись в своей кроватке, что он улыбнулся. Ему хотелось поцеловать ее, но он боялся ее разбудить, поэтому закрыл дверь и заглянул к Хэлу, который тоже спал. Тогда он пошел в свою спальню, чтобы переодеться.

Странная все-таки у него жизнь. Зачем она вообще, если даже собственных детей видишь только раз в день? Если бываешь с ними целый день всего лишь раз в году, когда вы уезжаете в какую-нибудь чересчур дорогую европейскую страну и можно снова с ними как следует познакомиться.

Сменив один комплект одежды на другой, он засмотрелся на величественное дерево, которое поднималось у их дома и постоянно шелестело листвой. Его прекрасно было видно из окна спальни. Одно из деревьев, высаженных вдоль дороги и стоящих на страже, подобно солдатам. Огромное, старое, наверное, лет сто или двести. Кристиан, почувствовав холод в желудке, сел на кровать. Дерево будет продолжать расти еще долго после того, как его не станет, оно может пережить даже детей, а может, и сам дом. Впервые он ощутил тех, кто жил в этих стенах до него, призраки прошедших жизней. Он почувствовал себя таким же незначительным, как лужа, испаряющаяся с земли. Он падал, и не было вокруг никого, кто мог бы поймать его.

Наконец Кристиан спустился вниз, чтобы поздороваться с тестем и тещей. Рут сидела с ними на лужайке. Они с удовольствием его приветствовали, и он понял, что Рут им точно ничего не сказала.

— Садись, — сказал тесть, — и позволь налить тебе бокал этого славного красного вина, которое мне повезло купить.

— Нет, спасибо, Джордж, я ограничусь соком.

Рут повернулась к нему.

— Соком? — повторила она. И его обидело ее удивление. — Ты не заболел?

— Нет, просто пить не хочется.

Это было еще одно решение из принятых Кристианом за этот день — сократиться в выпивке, может быть, даже вообще бросить пить. И обязательно бросить курить. Он был практически уверен, что у него в этом плане никаких проблем не будет, хотя он явно прибегал к сигаретам, чтобы взять себя в руки. Но возможно, все было наоборот: он прибегал к выпивке, чтобы получить законное объяснение потере контроля над собой. Это соотносилось с тем, что говорила Рут накануне вечером. Похоже, это еще одно, насчет чего она была права.

Ужин был бы приятным, если бы не петля палача вокруг его шеи, чувствовавшаяся весь вечер. Рут выглядела вполне спокойной и выпила больше, чем свои привычные два бокала, так что даже ее плечи слегка опустились. Но она явно казалась усталой, и Кристиан обрадовался, когда она заявила, что ляжет спать в десять, таким образом отпустив их всех. Он еще немного пообщался с родственниками и через двадцать минут улегся рядом с женой, которая вроде бы уже спала. Он вытянулся на спине, заложив руки за голову, отчаянно желая что-нибудь сказать, но не был уверен что именно.

Рут, лежавшая к нему спиной, заговорила первой:

— Ты оставил мне странное послание.

— Я и чувствую себя странно.

— В смысле?

— Я имею в виду то, что я говорил. — Он смотрел в синеватую, подвижную темноту, ожидая, когда к ней привыкнут глаза. — Мне так жаль, Рути, что я все это наговорил. Знаю, это глупость извиняться насчет Сары, хотя мне на самом деле очень жаль. И я понял, почему не имеет значения, имел ли я с ней физическую связь или нет. Если ты дашь мне еще один шанс, я никогда ничего подобного не повторю. Я стану другим человеком, лучше, обещаю.

— Я эти обещания слышала раньше.

— Знаю, что слышала, но я теперь понимаю, что тогда я этого не подразумевал, то есть я думал, что подразумеваю, но по-настоящему этого не было. — Рут не ответила, и он прикинул, стоит ли говорить что-нибудь еще. — Сегодня я позвонил Саре и извинился за все, что ей говорил, и за то, что ввел ее в заблуждение и дал ей повод поверить во что-то, связанное со мной. Ответил ее отец, он обозвал меня абсолютным дерьмом и сказал, что очень надеется, что ты меня бросишь и я закончу свои дни одиноким и несчастным.

— Ты что, ждешь, что я тебя пожалею? — Кристиан почувствовал, что Рут старается не повышать голос.

— Конечно нет. То есть не знаю. Я только пытаюсь быть полностью честным. Показать тебе, что я больше никогда не буду ничего от тебя скрывать.

При этих словах Рут села и обняла руками колени, прижав их к груди, и Кристиан подумал, какой же хрупкой она выглядит, наверное, он мог бы переломить ее пополам одной рукой.

— Ты ведь не рассчитываешь, что я прощу тебя сегодня, не так ли?

— Нет, но, пожалуйста, не выгоняй меня, Рут. Я не вынесу, если не смогу приходить домой, к тебе и детям. Позволь мне остаться и доказать все это тебе.

Теперь она повернулась к нему, и он увидел, что она плачет. Ему ужасно хотелось обнять ее, но он не смел.

— Я так устала, Кристиан. Я чувствую себя опустошенной. Знаю, что часто это повторяю. И ты не единственный, кто много думал. — Она глубоко вздохнула. — Мне тоже очень жаль. Я знаю, не ты один виноват, но я не уверена, что смогу простить тебя во второй раз. Сейчас в моей голове каша, и не только из-за тебя…

— А что еще?

— Работа. Но главное — Хэл. И Эгги. Не могу сказать определенно почему, но мне она не нравится.

— Правда?

— Да, я думаю, что попрошу ее уйти. Понимаю, это звучит абсурдно, особенно сейчас, но мне некомфортно смотреть, как она общается с Хэлом и как он к ней липнет.