litbaza книги онлайнКлассикаДесятый десяток. Проза 2016–2020 - Леонид Генрихович Зорин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 45 46 47 48 49 50 51 52 53 ... 113
Перейти на страницу:
точная смена ритмов. Безукоризненный монтаж. И завораживающая динамика. Все вместе рождало ощущение, что на экране перед Безродовым отлично придуманный и воплощенный, отменный художественный фильм с великолепным актерским ансамблем. Не сразу верилось, что перед ним оживший кусок реальной жизни и что участники этой драмы такие же реальные люди.

В ту пору, когда Глеб Дунц был юным и, как он сам о себе говорил, не ведавшим дрожи в руках браконьером, еще не была ни заморожена, ни выведена из обихода высшая мера наказания. После предусмотренной паузы следовала последняя пуля. И осужденные понимали, что приговор приведут в исполнение. Легенда, что вместо свинцовой смерти последует долгое умирание на тайных урановых рудниках, жила недолго, и эта надежда продлить пребывание на земле уже не морочила приговоренных. Не сомневались: конец неизбежен.

Судили молодого убийцу. Нет смысла воскрешать обстоятельства, которые его привели на эту скамью, – все они были банальны и бездарно убоги. Вины своей он не отрицал – все очевидно и неоспоримо.

Дунц выстроил картину процесса объемно и графически четко. Выделил все, что было нужно, чтоб зримо представить портрет преступника.

Чередование крупных планов и общей панорамы суда были заряжены впечатляющей и сокрушительной убедительностью.

Он ничего не упускал, и каждая деталь, поначалу казавшаяся необязательной, в конечном счете вдруг обретала какую-то новую выразительность, почти символическое значение.

Неясно было, какими средствами он достигал такого эффекта – но в этом-то и была волшба.

Публика встретила приговор единодушным одобрением. Кто-то пытался зааплодировать. Им строго напомнили: здесь не театр.

Отец осужденного был среди публики, разместившейся в продолговатом зале. Камера Дунца несколько раз останавливалась и застывала на худощавом человеке с бесстрастным, почти отрешенным взглядом. Русые волосы с медным отливом, строго зачесанные назад. Стесанный лоб землистого цвета. Такое же, тронутое патиной, великоросское лицо, усталое, с правильными чертами. И отчего-то безмерно знакомое. Хотелось спросить: мы где-то встречались? Я вас уже видел, и даже не раз.

Сын был совсем не похож на отца. И ниже ростом, и мешковат, темноволос, собой миловиден, но слишком мягкий, безвольный рот. Бросалось в глаза овальное пятнышко на левой щеке, оно походило то ли на комочек смолы, то ли на чернильную каплю.

Выбор Дунца, решившего проследить историю юного преступника, можно было легко понять – убийца не походил на убийцу.

Но все так и было, и оставалось только гадать, какая же сила сделала этого увальня монстром?

Дунц, разумеется, не показывал ступенчатость судебного действа. Он спрессовал его резко и точно. Вовремя перемещал рычаг и жестко соединял кульминации.

Отцу разрешили проститься с сыном. Они стояли друг перед другом, не находя подходящих слов. Еще отчетливей стало видно, насколько они меж собой не схожи – не скажешь, что два родных человека. Камера Дунца резко скользнула, и я увидел склоненную голову, и сразу же – белое лицо, чернильное пятнышко на щеке.

Когда обоюдное молчание стало совсем невыносимым, отец неуверенно коснулся плеч молодого человека и еле слышно проговорил:

– Держи себя в руках.

Сын кивнул.

Отец повернулся, двинулся к выходу, остановился на миг у порога и, не оборачиваясь, исчез.

8

Целеустремленный Глеб Дунц сумел добиться еще одной встречи. На этот раз – уже в одиночке, в которой приговоренный юноша ждал своего последнего часа.

Визит Глеба Дунца его обрадовал. Должно быть, долгое одиночество, к тому же отравленное гаданием, какое утро будет последним, стало уже совсем непосильным. Он бурно, почти безостановочно, выбрасывал, исторгал скопившиеся и застоявшиеся слова.

Возможно, само появление Дунца дарило какую-то тень надежды, подсказку, намек на возможность чуда – недаром же чем-то привлек внимание. И он захлебывался, спешил не то исповедаться, не то выговориться.

То был горячечный монолог, отрывистый, сбивчивый, лихорадочный. Фразы казались ничем не связанными, наскакивали одна на другую. Он то и дело снова и снова произносил те же слова, ту же невнятицу из междометий, всхлипов и восклицательных знаков.

– Глеб Анатолич… вы только верьте… нисколько не ищу оправданий… Нет. Оправданий не ищу. Я негодяй. Да. Понимаю. Я знаю, про что вы сейчас думаете. Нет. Клянусь вам. Не так все просто. Как вы это думаете. Не так. Глеб Анатолич. Я ничего с себя не снимаю. Ничего. Но. Я хочу, чтоб вы поверили. Мне это важно. Очень важно. Только об этом вас прошу. Тут было стечение обстоятельств. Этого не объяснишь. Но так было. Стечение обстоятельств. Вот. Это не оправдание. Нет. Но вы поверьте. Так это вышло.

Камера стрекотала чуть слышно, точно сочувственно, даже бережно сопровождала его монолог, и он говорил, говорил, говорил.

Быть может, тут была подсознательная попытка продлить пребывание Дунца в этом закупоренном пространстве. Гость с камерой в руках терпелив, не прерывает, умеет слушать. Не дай Бог смолкнуть, остановиться, тогда оборвется уютный стрекот, напомнивший давний июльский полдень, снова останешься один в этом ошейнике, в этом колодце.

И он говорил, а камера Дунца беззвучно, неутомимо трудилась и ничего не упускала. И сохраняла на веки вечные и стены, и койку, и книжку на койке. И крохотное овальное пятнышко на левой щеке приговоренного.

И вдруг – мгновенный, резкий обрыв. И заходивший, как в виттовой пляске, белый экран. И снова все тот же – последний приют. На сей раз – пустой.

9

– Грозный сюжет, – вздохнул Безродов, – профессионал, ничего не скажешь, нервы у вас достаточно крепкие.

– Наша профессия обязывает, – откликнулся Дунц, – все в соответствии с канонической поговоркой: глаза боятся, а руки делают.

Безродов покачал головой.

– Не стоит скромничать, ваши глаза под стать рукам и нервам – не жмурятся. Вы не чувствительный господин. Но все же, при всей вашей объективности, вы тоже делаете свой выбор.

– Какой же? – спросил документалист.

– Хотя вы и отважны, как юноша, в классическом поколенческом споре играете в команде отцов.

– Вы в этом убеждены?

– Надеюсь, что я не слеп. И ваше свидетельство было достаточно красноречиво. Оно говорит само за себя. Вот сын. Он и двух десятилетий не смог прожить на земле достойно. Когда пришел его судный день и надо было держать ответ за совершенное злодейство, он превратился в мешок с трухой. И сколько жалких ненужных слов и запоздавших уверений обрушил он на голову Дунца, который пришел к нему работать. Работать, а не точить с ним лясы, он должен был это понимать. Какое отличие от отца, нашедшего три настоящих слова. А в общем, стало еще яснее, что ждет нас, какова перспектива. Спасибо. Одной иллюзией меньше.

Дунц помолчал. Потом улыбнулся:

– Гневаетесь?

– Сопереживаю, – сказал Безродов. – Надеюсь, что вы этого

1 ... 45 46 47 48 49 50 51 52 53 ... 113
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?