Дверь в кабинет Корбига была закрыта неплотно, и до Вилта донеслись голоса. Профессор разговаривал с Леком. Вилт понятия не имел, что глава сопротивления в госпитале. Впрочем, в такой суматохе это и не удивительно.

— Моя вина, — сказал Лек ровно. — Я должен был заметить, что с ним что-то не так. А вместо этого…

— Твоей вины в этом нет, мальчик, — в голосе Корбига слышались непривычные мягкие нотки.

Ясное дело, говорили они о Шарене. Вилт не решился войти. Ему вообще следовало убраться из холла. Но он слишком поздно сообразил, что разговор прерывать не стоит, и теперь был слишком близко к двери. Боялся привлечь к себе ненужное внимание.

— Когда-то она сказала мне, что я привык к тому, что у меня все есть. И потому не слежу за тем, чем обладаю… кажется, я понял ее слова только теперь. Хотя мне казалось, поумнел давно, — Лек усмехнулся.

— Я видел, какими вы с Риксомом были прежде. Не худший вариант богатеньких балбесов, — заметил профессор. Лек фыркнул. — Прекрасные были времена. Я и сам вас ругал за легкомыслие, прекрасно помню. Я надеялся, что вы изменитесь к лучшему. Что из вас получатся настоящие, не пустые люди. И я вижу, какими вы стали. И ты, и Рик, и Нейра. Волевые, отважные… по-прежнему безрассудные, с этим не поспоришь. Но иногда я думаю, что будь у меня выбор, я не хотел бы увидеть вас такими. Ты взвалил на себя ответственность за свободу народа. За его историю.

— Влезать в истории — это про меня, — хмыкнул Лек. — Особенно, случайно.

Корбиг вздохнул.

— Беда в том, что история никому не прощает попыток ее изменить.

Повисла тишина, которой Вилт не выдержал и, кашлянув, обозначил свое присутствие. Когда он вошел, Лек стоял у окна, а Корбиг — сидел в кресле за столом, положив руки на подлокотники.

— Как там Лайза? — спросил глава сопротивления. Не прибавил привычного «а, заместитель».

— Рвется в бой, — проговорил Вилт. — По-моему, зря. В себя она толком не пришла.

— Было бы время ждать… — мрачно проговорил Лек. — Хорошо! Надеюсь, до завтра вы здесь закончите. По моим расчетам, «Радужный Якорь» должен прибыть черед двадцать-двадцать пять часов, — он кивнул Корбигу и направился к двери, но поравнявшись с Вилтом, остановился и предложил: — Пойдем, что ли, покурим, заместитель?

* * *

Для Лии все три дня эвакуации превратились в мучительно-длинный марафон бесконечных протоколов, бегущих строк, отсчитывающих проценты завершенного процесса копирования и вечно вибрирующего от сообщений Лека коммуникатора. Глава сопротивления бессовестно использовал свою помощницу в качестве записной книжки, и список дел с каждым часом все возрастал.

Сначала Лия хотела возмутиться: в техническом отделе трудилось чуть меньше сотни человек, а резервные копии всей информации, что хранилась на серверах Предела, предлагалось делать именно ей, будто никого больше не осталось, но потом поняла, что у Лека просто не было выбора. Выявив наличие на базе «крота», она заслужила место помощницы, а обнаружив «многоклетку» и выявив передачу координат Предела в Сеть — стала единственной из техников, кому Лек точно мог доверять. С одной стороны, это было лестно. С другой — времени на сон почти не оставалось.

А выписавшаяся из госпиталя Лайза добавила еще проблем, хотя должно было быть наоборот — как начальник отдела снабжения, она лучше всех знала, что, где и в каком количестве находится. Одежда, еда, оружие, средства внутренней связи, блокираторы ЛИГов — это то, что надо было равномерно распределить между пассажирскими кораблями перед тем, как отправлять их на новую базу. Грузовые корабли заполнялись более громоздкой техникой: разобранными генераторами, батареями, деталями космических кораблей и медицинским оборудованием.

Вот только Лек, помня, что Шарен был ближайшим помощником Лайзы, очевидно не мог сейчас полностью доверять своей любовнице. И оттого все ее действия должна была контролировать… Лия, у которой в связи с этим просто не осталось времени на все остальное!

Лайза, пусть и немного притихшая после пребывания в больнице, выливала на Лию тонны звериной ненависти молча. Лия даже немного сочувствовала ей. Лайза наверняка боялась, что потеряла крохи доверия Лека навсегда, а с учетом их отношений… возможно, она и не любила Лека, но некое чувство собственничества все равно присутствовало. А сейчас ей прямо указали на место. И от этого Лайза зверела еще сильней. Самым обидным для любовницы Лека было, пожалуй, то, что ее благородный порыв доказать свою преданность был грубо отвергнут. Едва выбравшись из госпиталя, она явилась к Леку и буквально умоляла его допросить ее с помощью коллапсора, чтобы глава сопротивления убедился, что она и не подозревала о предательстве Шарена. Но Лек лишь отмахнулся — на это просто не было времени. Хотя, что-то подсказывало Лие, что когда они прибудут в безопасное место, у Лайзы еще будет возможность испытать на себе действие «сыворотки правды». Сейчас же — кем бы она ни была, ее доступ был ограничен. Как и у всех остальных. Единственным обитателем Предела, у кого оставался первый уровень допуска, была Лия. И пожалуй, это бесило Лайзу больше всего.

Работать в паре с розововолосой снабженкой было откровенно невыносимо, но Лия старалась сдерживаться. Это кончится. Все это скоро закончится, и они улетят. Там им придется заново выстраивать быт, но над ними не будет висеть опасность уничтожения. По-крайней мере, до того момента, пока ту базу тоже не обнаружат. И Лия сделает все, чтобы этого не случилось!

Потому что она хочет жить.

Хотя бы так.

Лия почти не вспоминала про Айна, хотя именно его они ждали. Именно прибытие «Радужного Якоря» должно было стать точкой отсчета к окончанию эвакуации. Но у Лии было, над чем подумать и кроме брата. И дело было не в Лайзе.

Дело было в Шарене.

Когда Лек вызвал ее в изолятор, Лия не сразу сообразила, зачем понадобилась главе сопротивления — ведь в последние два дня они почти не пересекались, общаясь по коммуникаторам. Нет, она не думала, что у Лека внезапно появились подозрения насчет нее, но и то, что ждало ее возле комнаты, где держали предателя, она предугадать не могла.

Лек был хмур, как никогда, а вкупе с недосыпом, которым он страдал и до рокового дня, когда координаты Предела ушли в Сеть, это выглядело страшно. Казалось, что в его запавших глазах не осталось жизни, а плечи его были вновь опущены, будто стараниями Вилта и Корбига он не избавился от своих вечных болей. В одной руке у него был бластер, а в другой — странный контейнер, о содержимом которого можно было только догадываться. Он был один — Лия не заметила даже намека на охрану.

— Что случилось? — спросила Лия, опасливо покосившись на дверь, за которой сидел Шарен. Изоляционный блок был мрачен: скудное освещение, ряды серых металлические дверей, скрывающие маленькие камеры. Пустые.

Только одна была занята, и Лек намекал, что до начала эвакуации Шарен не доживет.

— Ничего, — голос главы сопротивления звучал хрипло. — Почти ничего. Я хочу, чтобы ты это видела.