Играя главную роль в международном консорциуме, в котором кроме него был представлен также бельгийский капитал и португальская «Компаниа Минейра ду Лобиту», Крупп установил через этот консорциум контроль над эксплуатацией железорудных залежей в Анголе.

С увеличением добычи руд, нефти и других полезных ископаемых страна все больше превращалась в сырьевой придаток империалистических государств. Но с другой стороны, рост добычи полезных ископаемых развивал производительные силы страны, создавал предпосылки для развития инфраструктуры и обрабатывающей промышленности. Так, рост добычи железной руды вызвал строительство железной дороги, которая связала шахты Кассинги с портом Мосамедиш. Реконструировались и сами порты, через которые шел вывоз руды. В порту Луанда был построен причал длиной 200 м для погрузки руды, который принимает рудовозы тоннажем 35—40 000 т.

Кроме фирмы Круппа в португальских колониях активно действовали многие другие монополии ФРГ. В Анголе западногерманские компании вели разработку бурого угля в Лусо, добывали марганец, алюминий, построили бумажную фабрику, тепловую электростанцию, получили заказ на реконструкцию порта Луанды, добились земельной концессии сроком на 20 лет. 46% всех инвестиций в ангольскую промышленность в 1963 г. были западногерманскими. В Мозамбике монополистический капитал ФРГ был представлен в первую очередь в плантационном хозяйстве, где особую активность проявляло «Немецкое Восточно-Африканское общество», имевшее плантации сизаля, кофе и каучука. Концерн «Сименс» имел в Лоренсу-Маркише (ныне Мапуту) дочернее предприятие. Энергичное наступление на португальские колонии начал японский капитал. В 1966 г. «Ниппон майнинг К0» начала подготовку к разработке медных рудников Анголы. Японские фирмы готовились также к добыче железной руды в Мозамбике, овладели 1/3 автомобильного рынка этой колонии, построили в Луанде радиозавод и т.д.

Английский монополистический капитал издавна стремился наложить руку на коммуникации и транспорт португальских колоний. В последние годы существования португальского фашизма все большую роль в империалистической стратегии в южной части Африканского континента и в экономике португальских колоний играла Бенгельская железная дорога, владение которой обеспечивало контроль над жизненно важными коммуникациями Африканского континента. Именно этим объясняется та ожесточенная борьба, которую вели за обладание Бенгельской железной дорогой английские и американские монополии.

Формально Бенгельская железная дорога принадлежала португальской компании «Комланиа де Ферро де Бенгела». Но 90% акций и все облигации находились в руках могущественного английского треста «Танганьика консешнс», в то время как португальскому правительству принадлежало только 10% акций.

Вмешательство империалистических держав во внутреннюю экономическую и политическую жизнь Анголы и Мозамбика пагубно сказывалось на экономическом положении этих колоний. Конкуренция американских и западноевропейских товаров наряду с политикой метрополии препятствовала развитию в португальских колониях собственной национальной промышленности и вела к непрекращающейся экспроприации и пролетаризации мелких товаропроизводителей. Стремление умножить колониальные прибыли и увеличить массу выкачиваемого из колоний прибавочного продукта привело к развитию отдельных отраслей колониальной экономики, но это развитие носило крайне уродливый, односторонний характер.

В мировом капиталистическом хозяйстве португальским колониям была отведена роль аграрно-сырьевых придатков империалистических государств. Их экономическое развитие всецело определялось интересами иностранных монополий, которые сознательно сохраняли однобокий, полуфеодальный характер экономики этих стран.

Португальский колониализм — это уникальный исторический феномен. Португальские колонизаторы первыми пришли в страны Африки и Азии и последними ушли оттуда. Созданная ими паразитарная общественная структура смогла просуществовать 500 лет — дольше, чем какая-либо другая форма колониализма, созданная европейскими державами в Новое и Новейшее время.

Чем объяснить этот исторический парадокс? Имеет ли он характер фатальной случайности или же, напротив, жестко детерминирован какими-либо объективными закономерностями? С чем связано то малопонятное на первый взгляд обстоятельство, что португальский колониализм оказался более живучим, чем его британские, французские, бельгийские и голландские собратья по колониальному грабежу? Почему широкая антиколониальная борьба в португальских колониях началась относительно поздно и чем объяснить, что они достигли независимости позже, чем другие колонии, не в первой волне освобождения Африки (начало 60-х гг.), а во второй (середина 70-х гг.)?

Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо изучить комплекс проблем, связанных с историческими, политическими, идеологическими и социально-экономическими особенностями португальской колониальной империи, а также с той ролью, которую играл португальский колониализм в системе мирового империализма.

В основе взаимоотношений Португалии с другими империалистическими державами лежало ее зависимое, подчиненное положение в системе мирового империализма. Хотя она и имела собственную колониальную империю, ее экономика была отмечена характерными чертами недоразвитости: сельское хозяйство, ориентированное лишь на удовлетворение внутренних потребностей, незначительный промышленный сектор экономики, крайне ограниченный сектор потребления, экспорт, основанный лишь на сырье, и т.п.

Будучи слабой в экономическом и военно-политическом отношении страной, Португалия с давних пор фактически отказалась от самостоятельной политики и оказалась в зависимости от своих крупных империалистических партнеров.

Длительным сохранением колоний она была обязана межимпериалистическим противоречиям между ведущими державами Запада. «Португалия, — писал В.И. Ленин, — самостоятельное, суверенное государство, но фактически в течение более 200 лет, со времени войны за испанское наследство (1701—1714), она находится под протекторатом Англии. Англия защищала ее и ее колониальные владения ради укрепления своей позиции в борьбе со своими противниками, Испанией, Францией».

В Новейшее время тенденция к усилению зависимости Португалии от более сильных империалистических государств не только не утратила своего значения, но, наоборот, резко возросла. При этом сказалась особая заинтересованность последних в существовании португальской колониальной империи. Эта же заинтересованность в свою очередь объясняет живучесть португальского колониализма, трудности, с которыми столкнулись освободительные движения в колониях Португалии.

Вторая причина также была непосредственно связана с тем же феноменом «отсталости» и «недоразвитости» метрополии. Португальский колониализм отличался от колониализма других европейских держав прежде всего именно тем, что сама Португалия являлась отсталой и зависимой страной с преимущественно сельским и неграмотным населением. На эту особенность португальского колониализма неоднократно указывали А. Кабрал и другие лидеры освободительных движений в Африке. Они отмечали, что роль Португалии как страны-«паразита» уходит своими корнями еще к XV в., к тому периоду, когда она впервые стала претендовать на роль носителя «мировой цивилизации». Поскольку для нее колонии в экономическом и политическом плане играли несравненно большую роль, чем соответствующие колонии для Англии, Франции, Бельгии и Голландии, Португалия не могла себе позволить «роскошь деколонизации». Португальский империализм можно было назвать «колониальным империализмом».