– Инесса, ты страдала? – спросил Сергей, пытаясь заглянуть в мое лицо. Я застенчиво улыбнулась. Разве можно рассказать о мучительном поиске самого себя?

– Сергей, а что это? – я обвела рукой пространство оазиса.

– Это? – удивился Бобылев. – Это наша с тобой планета. Наше богатство. Мы будем здесь жить. Здесь нет страданий, горя, голода и зависти. Ты будешь счастлива на нашей планете. Посмотри, какой удивительный сад я взрастил, – Бобылев взмахнул рукой, и я посмотрела в ту сторону, где до самой линии горизонта простирался сказочный сад, тот самый, в котором я встретила маленького мальчика с лучистым взглядом.

– А эти люди – кто они? – спросила я, кивнув на ярких и красивых людей.

Толпа почтительно поглядывала в нашу сторону, ожидая царственных указаний.

– Эти люди – наши соседи, мы же не можем жить совсем одни. Ты и я – это скучно, – рассмеялся Бобылев.

– А что мы будем делать? – спросила я, нагибаясь, чтобы поднять наверх Цезаря. Любопытный котик жаждал рассмотреть оазис с верхней точки.

– Будем жить – просто и ясно, без затей, – сказал Бобылев. Я замолчала. Жизнь в оазисе застыла, будто ждала, когда я заговорю, – остановились облака в небе, замерли деревья, даже кот на моем плече притих.

– А что там будет? – я махнула рукой куда-то в сторону. Неопределенный жест, метание души. Бобылев помрачнел.

– Там останется все то, что мучило тебя. Останутся соседи и бандиты, завистники и интриганы, конкуренты и враги, пусть они живут своей жизнью. Когда у них не станет врага, они начнут мучить друг друга. Так устроен тот мир. Ты не могла находиться в нем, – горячо и страстно заговорил Бобылев. Он взял меня за руки, наклонился, приник лицом к моему, мы смотрели друг на друга и каждый на себя. Я отпрянула, удерживая Цезаря на плече.

– Сергей, но там осталась настоящая жизнь. В ней побеждает сильный. И я никогда не поменяю жизнь на загробное царство! – Я не хотела разъединиться с ним. Боялась остаться одна. Я отступала. Бобылев шел за мной. Он тоже испытывал страх.

– Но там трудно и больно! – закричал Бобылев. – И от боли можно сойти с ума.

– Человек может жить только на земле. В царстве мертвых живут одни покойники, Сергей, – я спряталась в тень, чтобы не видеть искореженное гневом и болью лицо Бобылева. – Сильный духом человек сможет вынести все испытания. Он обязан подняться над болью и страданиями, простить всех слабых и немощных, уступить им дорогу, в конце концов. Сергей, я не знаю, как победить жизнь. Я не умею побеждать. Пока – не умею. Но я научусь, обязательно научусь. Давай вернемся на землю, Сергей? – Я придвинулась к нему, крепко прижалась, чувствуя тепло его тела.

Что-то зазвенело. Цезарь фыркнул и спрыгнул с моего плеча, задев когтем щеку. Бобылев отпрянул. Я проснулась. В дверь кто-то настойчиво звонил. Я огляделась. Цезарь тоже проснулся и смотрел на меня испуганными глазками, видимо, ему было стыдно за острый коготок. Я потрогала щеку. Царапина. Странный какой-то сон. Насильственные действия и вещественные доказательства налицо. Я подошла к двери. Открыла, не спрашивая. Бобылев улыбнулся, увидев перед собой два существа из сонного царства. Цезарь потерся о мои ноги. Он тоже пришел выразить почтение незваному гостю.

– Проходи, Бобылев, ты мне во сне приснился, – сказала я, изнывая от желания броситься ему на шею. Он вошел в прихожую и крепко обнял меня. Я прижалась к нему всем телом, как во сне. Сон в руку. Сбылось мое желание. Мы стояли вдвоем, обнявшись, в моей квартире, и по нашим ногам скакал неутомимый Цезарь.

– Инесса, ты очень бледная. – Бобылев отстранился от меня, внимательно вглядываясь в мое лицо. Я отвернулась. Нечего рассматривать. На моем лице запеклись остатки сказочного сна и реальных слез. Гремучая смесь из яви и мифов.

– Пойдем, я за тобой поухаживаю, – решительным голосом сказал он и потащил меня в кухню. Бобылев загремел чем-то металлическим у плиты, совсем как моя мама. Он что-то заваривал, кипятил, на плите вкусно булькало, шкворчало и шипело. А я сидела, закутанная в печаль, будто в старую бабушкину шаль.

– Бобылев, у меня ничего не получается, – горько и по-детски пожаловалась я. Мне захотелось всплакнуть при свидетелях. Но я сдержалась.

– Ты многого хочешь, Инесса, от этой жизни, – улыбнулся Бобылев, продолжая колдовать над плитой.

– Почему – много? – удивилась я. – Хочу стать собой, разве это – много?

– Ты хочешь стать богатой и знаменитой, а это делается не так скоро. Путь к совершенству – процесс долгий и мучительный. За один ход игры не сделать. Надо продумать ходы на всю жизнь, – нравоучительно и напыщенно произнес Бобылев.

Я не выдержала, скинула с плеч печаль и подбежала к нему, повернула к себе, пытаясь понять, шутит Бобылев или говорит всерьез.

– Бобылев, но я и не хотела стать богатой и знаменитой. Мне хотелось с чего-то начать. В любой игре нужно сделать первый ход. Первый шаг. Нельзя начинать, не веря в удачу. В моих мечтах я видела вершину, а какая она – вершина – никто не знает. Но я должна стремиться наверх. Человек поднимается в течение жизни. Он живет, стареет, умирает, но он всю свою жизнь карабкается к вершине. В этом заключается смысл любого существования. Разве я не права? – крикнула я, желая перекричать шипящие и гремящие сковороды и чайники.

– Инесса, не кричи так громко, – поморщился Бобылев. – Ты можешь ползти наверх. Но ты обязательно упадешь вниз. Тебя уронят другие люди. Так устроен мир, ты согласна?

– Согласна! – еще громче крикнула я. – Этот мир устроен по твоему хотению. Но мне он не нравится. Ты повелитель. Я подданная. Но я не хочу быть рабыней. Я хочу стать равной. Хотя бы абстрагированно, – последние слова я прошептала.

На крик у меня не хватило сил. Я ослабела, присела на диван, затем прилегла. Эмоции ушли на войну с несовершенной реальностью. Бобылев остался по ту сторону баррикады. Мужчина и женщина в состоянии обострения противоречий. Просто и скучно, серо и обыденно. А разве в любви могут быть серые дни?

– Инесса, ты только не обижайся на меня… – Бобылев подошел ко мне, присел на край дивана и взял мои руки, согревая их, лаская и теребя. Я выпустила меч, вложила его в ножны, перевязала раны. Я устала воевать.

– Инесса, это я везде ходил за тобой по пятам. Я не преследовал тебя, не волнуйся, я – не маньяк. Но я не хотел, чтобы ты где-то мучилась. Я знал, что ты уйдешь из «Планеты» в любом случае. Это не Слащев тебя уволил. Ты сама ушла. И тогда я решил помочь тебе, я все предусмотрел. Я хотел, чтобы ты сама во всем разобралась. Сначала служба безопасности отправила твою машину на стоянку. Потом ты где-то откопала этого полковника, мы и ему объяснили, что к чему… – Бобылев держал мои руки и говорил, говорил, говорил. Он улыбался. Мягкая улыбка светилась на его лице.

– Но как ты нашел полковника? Это же уму непостижимо, – выдохнула я.

Бобылев наклонился и поцеловал мои пересохшие губы.

– Я никого не искал. Никому не звонил. Это не мое дело. По моей просьбе твоими делами занималась служба безопасности. Они, естественно, мне докладывали, но я не вникал в мелочи, главное, что служба безопасности в результате сделала основную работу. Разумеется, сотрудники безопасности слегка перегнули палку. Они зачем-то распустили слухи, что ты что-то украла. Пришлось разъяснить им, что к чему. Всю остальную работу они выполнили на высоком профессиональном уровне. Ты поняла, в конце концов, что такое настоящая жизнь?