— Ты никогда не задумывался над красотой асимметрии? — задумчиво спросил Илья, закинув руки за голову и глядя на яркие звезды.

Справа от него уже полчаса похрапывал здоровяк Борька; слева лежал и вспоминал прошедший день Аркадий. Палыч вызвался дежурить первым и сидел, прислонившись спиной к дереву метрах в тридцати от разбитого на склоне ущелья лагеря.

— Чего? — переспросил Серебров.

— Я о человеческих лицах, — уточнил подрывник, в силу своей начитанности иногда уводивший беседу в неведомые и непостижимые для приятелей дебри.

Майор понял, почему тот спросил об этом: вероятно, изувеченное лицо водителя «Тойоты» произвело тягостное и вызывающее сострадание впечатление. Да что говорить — он и сам до сих пор поеживался, припоминая внешность внезапно подвернувшегося спасителя.

— Нет, никогда не думал, — признался он. — А что значит «красота асимметрии»?

— Я не имею в виду разноцветные глаза или кривой нос — это, пожалуй, выглядит уродливо. А вот рот…

— Что же рот?

— Если один краешек рта расположен немного ниже другого, то… Вот, скажем, как у актера Тихонова или певца Утесова! Помнишь их лица?..

Аркадий покопался в памяти, пытаясь воспроизвести названных людей… Утесова в деталях припомнить не смог, а вот образ Штирлица воображение нарисовало с достаточной точностью. И верно — некий шарм в тонких губах расположенных малость неровно относительно оси лица имелся.

— Ты прав, дружище, — медленно проговорил Серебров и замолчал, припомнив еще одного человека с такой же «асимметрией лица».

Аркадию выпало дежурить под утро, когда в предрассветной синеве проявился холодный туман, мягко обволакивающий верхушки деревьев. Уступив нагретое место Борису, он закинул в рот шоколадку, подхватил винтовку и направился к «посту». А, проходя мимо сложенных в кучу рюкзаков, вдруг резко остановился — левое бедро вдруг снова ощутило легкую вибрацию.

— Черт!.. Я совсем про него забыл, — прошептал Серебров и сунул руку в карман. Вибрировал тот странный приборчик, снятый с запястья убитого «чиновника».

Выудив его, он дошагал до местечка, с которого неплохо просматривался склон ущелья; повертел головой — убедился, что вокруг тихо. И, усевшись на травянистый бугор, принялся изучать вчерашнюю находку…

Это был импортный индивидуальный дозиметр гамма-излучения в прочном герметичном корпусе. Когда-то в военном училище довелось изучать всевозможные средства регистрации излучения и защиты от него. Но то происходило давно, и вещицы подобного назначения имели совершенно иной вид.

Крохотный экран делился пополам; на нижней части высвечивалось время, верхняя показывала мощность индивидуального эквивалента полученной дозы. Цифры мало о чем говорили — Аркадий никогда не стакивался с радиацией и не помнил значений опасных порогов. Сейчас тревожило другое: вероятно, настроенный на оповещение хозяина при значениях, многократно превышающих фоновые, умный приборчик завибрировал дважды. Вчера вечером на обочине шоссе, когда Серебров взвалил на спину контейнер; и только что — стоило пройти рядом с металлическими ящиками.

По спине пробежал неприятный холодок. Не от страха перед радиацией, а от предположения что его и троих друзей используют в какой-то хитроумной и нечистоплотной игре. После многочисленных проверок, боле похожих на провокации или подставы, он не очень-то доверял Баркову. Теперь еще эта радиация. Будь она трижды неладна!..

Он посмотрел по сторонам. Тихо. Безветренно. Ни единого движения, шороха.

Поднялся и, не сводя глаз с верхней части экрана, где отчетливо значилось число «12,1» и какие-то латинские буквы через дробь, отправился к контейнерам…

Подошел. Прибор молчал.

Сделал последний шаг и встал вплотную к контейнерам. Бесполезно.

Опустился рядом с мешками на корточки. Есть — экран осветился подсветкой; миниатюрный прибор задрожал в ладони, издавая тихое жужжание. Число «12,1» тотчас изменилось на «210».

Вздохнув, майор поплелся обратно, с мрачной миной размышляя о своем открытии: «На повестке дня два варианта. Первый: зашкаливает фон пустых ящиков, но тогда получается, что Барков делал замеры неисправным или малочувствительным дозиметром. Второй: в контейнерах на самом деле находится уран. И это гораздо хуже по той простой причине, что одна фээсбэшная сволочь заведомо отправила мою группу на верную гибель. Живыми нам из этой передряги не выбраться — либо настигнут те уроды, что шныряют на джипах и вот-вот нагонят; либо пристрелят свои же, как только пересечем российскую границу. На кой черт им живые свидетели такой грандиозной аферы?..»

За несколько метров до поста он вдруг остановился и схватился рукой за сердце. Дозиметр выскользнул из ладони, шлепнул по прошлогодней листве, да так и остался лежать в траве вверх светившим экраном. Через секунду подсветка выключилась, вместо «210» снова появилось число «12,1»…

Скривившись от боли, Серебров медленно осел. И услышал сзади встревоженный голос проснувшегося Матвеева:

— Аркадий, что с тобой?

Пока снайпер торопливо бежал вниз, командир нащупал злополучный приборчик и сунул его подальше под листву.

— Не знаю… Кажется, сердце чуток прихватило, — попытался он улыбнуться.

— Ты давай с этим не шути, — помог тот подняться. — Пошли потихоньку наверх — там у меня валидол заныкан в рюкзачке. Положишь под язык, приляжешь по-человечески, отдохнешь. И отпустит. Непременно отпустит…

— Мне еще сорок минут дежурить.

— Я за тебя подежурю. Мне, старому, все одно не спится!..

* * *

Городишко Агдам располагался километрах в шести от территории Нагорного Карабаха.

«Пойдем через Карабах, — решил после пробуждения товарищей Серебров. — Раз Барков не советовал туда соваться, значит, сделаем наоборот!»

Так и поступили. После плотного завтрака командир со снайпером переобулись в легкие кроссовки, а резиновые сапоги запрятали под корягу. Отныне изображать из себя рыбаков не придется — впереди ни дорог, ни больших селений.

Двинулись вдоль трассы «Евлах-Нахичевань»…

Первые три часа товарищи не позволяли командиру нести тяжелый груз, хотя чувствовал он себя нормально — сердце отпустило еще в лагере — стоило полчаса полежать без движения, с валидолом под языком и без дурацких мыслей о подлости и предательстве. На траверзе Степанакерта или как этот город называли азербайджанцы — Ханкянди, он все-таки вытребовал рюкзак с контейнером и закинул его за спину…

Ровно в полдень устроили часовой отдых с обедом — благо в здешних горах было спокойно: ни грунтовок с полицескими машинами и завывающей сиреной, ни мутных личностей на темных джипах.

А после, подвернув строго на юг, пошли к руслу Акеры. Эта неширокая горная речушка бойко несла свои искристые воды к Ирану и впадала в разделенный границей величественный Аракс…