Всюду, насколько хватало глаз, простирались зеленые луга; синее небо над головой поражало своей чистотой; свежий ветер с севера придавал воздуху пикантность. Аманда все видела и в то же время ничего не замечала. Жизнь как будто прекратилась, и теперь она только существовала. Ничто не будет прежним, даже Буэна-Виста. В конце концов, это только земля, которая не может ничего чувствовать, ничего не может дать взамен, никакого утешения, уменьшения этой невыносимой боли, постоянно терзающей ее теперь. Ее предали, и она никогда этого не простит.

«Не радуйся теплым поцелуям солнца, нежным ласкам ветра и сладкому аромату осени, — предостерегла она себя. — Не чувствуй ничего, и тогда тебе не будет больно. Не чувствуй. Будь холодна. Не поддавайся, не поддавайся…»

Наблюдая за Амандой, Рафаэль мог только догадываться, о чем она думает, но ему нечего было сказать ей, чтобы облегчить ее страдания. Она все равно не станет его слушать. Поможет только время. Время вылечит ее боль, и тогда она услышит его. И может быть, к тому времени он найдет решение.

Дева Мария, но как он позволил этому случиться? Ему бы сначала убедиться, что Фелипе мертв, а не просто поверить чужим словам. Беспечность, которая ему дорого обойдется. Если бы Фелипе убили, слухи дошли бы и до отдаленных гор Мексики, а он не слышал ничего подобного в те летние месяцы. Он думал об Аманде гораздо больше, чем следовало, поддался чувству.

Увы, теперь уже слишком поздно. Теперь придется играть по чужим правилам, а он знал, каким беспощадным может быть Фелипе. Но даже у Фелипе есть свои слабости, и он не замедлит воспользоваться ими.

Рафаэль послал жеребца в галоп, заставив остальных догонять его. Пыль клубилась позади, почти скрывая его в раздуваемых ветром облаках, похожих на дым. Он мчался как демон из ада, пока конь не покрылся пеной, а спутники оказались далеко позади. Наконец, натянув поводья под раскидистым дубом, Рафаэль закурил сигарету и стал ждать. Теперь он чувствовал себя лучше, как будто ему удалось сбросить часть напряжения.

Жеребец захрапел и замотал головой, натягивая удила, словно хотел скакать дальше, и Рафаэль успокоил его одним легким движением. Перекинув ногу через луку седла, он оперся локтем о колено, отбросил назад сомбреро и ждал, искоса наблюдая за дорогой.

Когда показался отряд, он мгновенно узнал Аманду и улыбнулся ее надменной позе. Она в ярости, ей больно, но все сделано правильно, не переставал повторять он себе. К тому времени, когда они доберутся до Сан-Луиса, гнев Аманды немного утихнет.

Но когда они оказались всего в неделе пути от Сан-Луис-Потоси, где, как говорили, находился сейчас штаб французского генерала Дуэ, Аманда все еще была холодной и равнодушной, все еще отказывалась говорить с Рафаэлем без крайней необходимости, и в нем нарастало нетерпение и раздражение. Хватит, она в достаточной мере наказала его за то, что он ранил ее чувства. Они на опасной территории, где французы будут только рады захватить печально известного guerrillo Эль Леона, а Аманда ведет себя так, будто он виноват во всем. Разве она не понимает, что Максимилиан недавно подписал ему смертный приговор, который будет исполнен в течение двадцати четырех часов, если его поймают? Он очень рискует, сопровождая ее, и все же не доверил бы это никому другому. Октябрьский указ императора только ухудшил дело, провозглашая смертный приговор любому, найденному с оружием в руках или обвиненному в связи с мятежниками. Все это играет на руку Фелипе, который будет только рад избавиться от своего причиняющего беспокойство брата. Рафаэль понимал, на какой риск идет.

— Пора нам поговорить разумно, — заявил он Аманде однажды вечером, когда они остановились в небольшой очаровательной гостинице, уютно пристроившейся у подножия зеленого холма. — Уже скоро мне придется оставить тебя с Фелипе, и…

— Разумно? — Ее брови взметнулись вверх. Аманда резко повернулась и насмешливо посмотрела ему в лицо. — Сомневаюсь, что ты понимаешь значение этого слова, Рафаэль. — Она подошла к окну гостиной и стала смотреть на зеленые поля невидящими глазами. Даже осенью здесь все еще цвели огромные розовые и желтые кусты бегонии, орхидеи всех оттенков и множество других, но она ничего не видела. Беспорядочно разбросанные постройки гостиницы и железные ворота были увиты плющом и вьющимся жасмином, вода соблазнительно плескалась в белых мраморных фонтанах. Красивая, но совершенно безразличная Аманде картина.

— Por Dios! — Рафаэль пересек покрытый плиткой пол комнаты и резким рывком повернул Аманду лицом к себе. — Окажи мне любезность выслушать меня, Аманда. — Он нетерпеливо встряхнул ее, пальцы, оставляя синяки, впились в ее руки выше локтей. — Я не отказался от тебя, как ты, похоже, думаешь. В данный момент ты должна вернуться к Фелипе, но это ненадолго…

— Я знаю, — быстро отрезала Аманда. Сияющая фальшивая улыбка изогнула соблазнительные линии ее рта. — Я должна доверять тебе, Рафаэль. Разве не это ты говорил мне совсем недавно? Как мне помнится, это было как раз после того, как ты сказал, что нас не разлучат, не так ли? О, возможно, я немного запуталась…

Она вырвалась из его рук. В его золотых глазах засверкали искры ярости.

— Я согласен, что ты «немного запуталась», Аманда, — холодно ответил он. — Не хочешь слушать — не слушай. Я никогда не заговорю больше об этом. Но ты еще придешь ко мне.

— О, тебе придется подождать, Рафаэль! — Она вздернула подбородок, сверкая синими глазами.

Рафаэль подумал, что она никогда не выглядела такой очаровательной, такой соблазнительной, как сейчас. На ней были те самые рубашка и юбка цвета слоновой кости, что он купил в Лос-Аламосе; этот цвет подчеркивал ее темные волосы, светлую кожу и нежный румянец на щеках. Рубашка с глубоким вырезом едва закрывала ее грудь, оставляя плечи открытыми вечернему ветерку и мягкому свету свечей, а длинная юбка соблазнительно колыхалась при каждом шаге.

Рафаэль повернулся и хотел направиться к двери — от греха подальше, но остановился. Нет, Бог свидетель, он не ускользнет, как дворняга с поджатым хвостом! Он мужчина и будет вести себя как мужчина. Повернувшись, Рафаэль вмиг оказался рядом с Амандой и, не обращая внимания на внезапный страх в ее глазах, схватил оба ее запястья одной рукой.

— Что… что ты собираешься делать? — выдохнула она, стараясь вырваться, но он потащил ее по лестнице к ней в комнату.

— Ты играешь в игры, chica, а я нет. — Рафаэль открыл дверь и втолкнул ее внутрь одним быстрым движением. Дверь мягко закрылась за ними, и Аманда стала медленно отступать от приближающегося Рафаэля.

— Игры? — слабо повторила она. Это была уловка, чтобы скрыть ее намерения, пока она лихорадочно искала глазами какое-нибудь оружие. Она не уступит!

Ее колени наткнулись на стул. Она обошла его и, попятившись, уперлась в маленький письменный стол, не отрывая настороженного взгляда от Рафаэля. На столе — да, вот он, ее пальцы нащупали его — маленький, изящно сделанный серебряный нож для бумаги, холодный и смертельный в ее руках, оружие, которое она может использовать… «Не подходи ближе, Рафаэль!» — молча предупреждала она. Ее пальцы сжали гладкую рукоятку… Почему он не останавливается — разве не видит, что она вооружена? Нож был перед ней, нацеленный прямо в него: ее руки крепко сжимают его и совсем не дрожат. Он поймет, что она это всерьез, будет знать, что она больше никогда не позволит ему причинить ей боль…