— Полагаю, ты любила его больше жизни, — произнес Эллиот, когда всхлипы и сопение за спиной прекратились.

Он даже не пытался скрыть сарказм.

— Я любила его, — подтвердила Ванесса после долгого молчания. — Эллиот…

— Пожалуйста, — перебил он, — не думай, что обязана что-то объяснять. Оправдания абсолютно излишни и почти наверняка окажутся лживыми.

— В моей истории нет оснований для лжи, — тихо, но уверенно возразила Ванесса. — Я любила его, а потом потеряла. И вышла замуж за тебя. Вот и все. Тебе не удастся найти…

— И ты сочла возможным привезти в мой дом его портрет, чтобы потихоньку оплакивать?

— Да, — просто ответила она. — Я привезла с собой миниатюру. Хедли Дью — важная часть моего прошлого. Он был — и остается — частью меня. Я не подозревала, что ты так скоро вернешься. И. что войдешь в мою комнату, даже не постучавшись.

Эллиот резко обернулся и устремил на жену каменный взгляд. Ванесса продолжала сидеть в той же позе, со смятым платком на коленях. Лицо распухло и покраснело от слез — не самое привлекательное зрелище.

— Значит, я обязан стучаться, прежде чем войти в комнату жены?

По своей дурной привычке она ответила на вопрос вопросом:

— А если бы я вошла в твою комнату без стука, разве ты не рассердился бы? Особенно если бы не хотел, чтобы я увидела, чем ты занят?

— Но это же совсем другое дело! Разумеется, я бы рассердился.

— А мне нельзя? Потому что я всего лишь женщина? Что-то вроде служанки? Но даже служанки имеют право остаться наедине с собой.

Каким-то образом ей удалось перевести стрелки. Теперь уже она отчитывала его, заставляя оправдываться.

Эллиот внезапно осознал, что в последние три дня не было ничего, кроме секса. Именно так, как он и предполагал. Какой же смысл негодовать по поводу того, что знал заранее? Он вступал в брак без иллюзий. Но все равно чувствовал себя обманутым!

— Впредь ваше желание будет исполнено, мэм, — заявил он с холодным поклоном. — Отныне и впредь эта комната останется в вашем полном распоряжении, кроме тех случаев, когда мне вздумается осуществить супружеские права. Но даже в этих случаях я буду стучаться. Если не пожелаете меня принять, можете послать к черту.

Ванесса склонила голову и несколько мгновений смотрела молча.

— Проблема мужчин заключается в том, что они никогда не обсуждают дела спокойно и трезво. Не хотят слушать. Сразу вспыхивают, обижаются и бросают на воздух категоричные заявления. Чрезвычайно неразумные создания. Стоит ли удивляться тому, что мир не вылезает из кровопролитных войн?

— Мужчины сражаются, чтобы обезопасить мир для своих женщин, — процедил Эллиот сквозь стиснутые зубы.

— Что за чепуха! — отмахнулась Ванесса.

Разумеется, ей следовало сидеть, покорно склонив голову, и молча слушать повелителя, лишь изредка односложно отвечая на вопросы. В этом случае он смог бы удалиться из комнаты, сохранив достоинство, а не мучиться в словесном поединке.

Но перед ним сидела Ванесса, и уже становилось ясно, что ожидать от нее общепринятого поведения не приходилось.

И у него хватило ума на ней жениться. Так кого же винить, кроме себя самого?

— Если бы мужчины действительно заботились о своих женщинах, то первым делом сели бы и поговорили.

— Мадам, — холодно возразил виконт. — Возможно, вы надеетесь меня отвлечь, но из этого ничего не выйдет. Я не требую того, чего вы не в состоянии дать и чего я сам не хочу — не требую вашей любви. Но требую абсолютной верности. Это право супруга.

— Ты и так располагаешь моей абсолютной верностью, — невозмутимо ответила Ванесса. — И вовсе незачем так страшно хмуриться и называть меня «мадам», как будто видишь впервые.

— Не могу и не желаю соперничать с мертвым, — сурово продолжал Эллиот. — Понимаю, что ты любила его всей душой и ранняя смерть супруга стала жестоким ударом. Но сейчас ты моя жена, а потому должна хотя бы на людях проявлять преданность.

— На людях, — повторила Ванесса. — Так что же, наедине преданность не нужна? Наедине можно оставаться честной и демонстрировать равнодушие, неприязнь и даже ненависть? Все негативные чувства, которые скрываются в душе?

Эллиот смотрел, с трудом сдерживая раздражение.

— Позволь же все-таки объясниться, — настаивала она.

— Насчет того, чему я стал невольным свидетелем, войдя сюда и тем самым нарушив неприкосновенность личной жизни? — уточнил виконт. — Не стоит утруждаться.

— Криспин Дью женился, — решительно произнесла Ванесса.

Лорд Лингейт молча смотрел на жену. Что это, внезапный скачок мысли или в ее расстроенном мозгу все-таки существовала какая-то логическая связь?

— Об этом сегодня утром мне сказала Кейт, — продолжала Ванесса. — Сэр Хамфри и леди Дью получили письмо, пока гостили в Уоррен-Холле. Женился в Испании, где стоит его полк.

— Надо полагать, сердце твоей старшей сестры окончательно разбито, хотя и непонятно, с какой стати. Если за четыре года парень умудрился не написать ни слова, то именно этого и следовало ожидать.

— Скорее всего Маргарет опасалась измены, — согласилась Ванесса. — Но ведь опасаться и знать наверняка — совсем разные вещи.

Эллиот кое-что понял.

— Значит, ничто не мешало ей выйти замуж. Ну скажем, даже за меня, — заметил он.

— Да, — подтвердила Ванесса.

И вот наконец он увидел связь.

— Ты осознала это сегодня днем, пока меня не было. Подумала, что письмо пришло слишком поздно. Можно было и не приносить себя в жертву.

— Бедная Мег, — вздохнула Ванесса, не подтверждая, но и не отрицая обвинение. — Она так его любила. Но когда Криспин просил ее выйти замуж и уехать вместе с ним к месту службы, отказалась и осталась с нами. Не позволила мне заменить себя.

— Тогда не позволила, — уточнил виконт, — а в этот раз ей просто не предоставили права выбора. Ты пошла в наступление, даже не сообщив о намерениях.

— Эллиот, — остановила Ванесса, — пожалуйста, постарайся не перебивать.

Виконт снова сжал руки за спиной и слегка наклонился.

— Что же, объясняйся, если считаешь необходимым, — разрешил он. — Больше не буду перебивать.

Ванесса грустно посмотрела на мужа и вздохнула. Отложила в сторону платок, который нервно теребила в руках, посмотрела на лежавшую лицом вверх миниатюру и медленно, словно нехотя, перевернула.

— Я испугалась, что забуду Хедли, — заговорила она. — И в то же время поняла, что забыть необходимо. Я вышла замуж и должна дать тебе безраздельное внимание, бесспорную преданность и безусловную верность. Но я боялась, Эллиот. Если я его забуду, значит, любовь тоже умрет. А я всегда верила, что любовь — единственная постоянная величина, что она бессмертна и в нашей жизни, и в вечности. Я плакала потому, что вынуждена забыть, а забывать не хочу.