Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что с тобой? — спросила Одесса, прожигая меня своим ведьминым взглядом.
— Ничего, все нормально, — ответила я.
Рядом уже маячил Патрик со стаканом воды. Какой он все-таки милый, подумала я. Патрик завел разговор с Табитой и ловко подвел к тому, чтобы она вытянула из него загаданное слово.
И стоило ему произнести «примат», как Табита с Одессой завопили:
— Угадал!
И вскоре вся толпа собралась вокруг нас, сотрясая стены замка громовым воплем:
— У-га-дал! У-га-дал!
На голову Патрика водрузили золотую корону, а Табиту принялись тискать и целовать. Она выглядела ужасно довольной, даже разрумянилась немного. Эдвард горделиво поглядывал на дочь. Джокаста, сама жаждавшая победы, тоже взирала на Табиту с гордостью. Дэйви достал свой блокнот в кожаном переплете и вписал в него имя победителя, слово и дату.
Я дернула Табиту за руку и прошептала:
— Скажи все Эдварду, сейчас подходящий момент…
Она неуверенно оглянулась на меня. Какого черта я лезу не в свое дело, подумалось мне. Это все пьянство, но, с другой стороны, Эдвард пребывает в таком благостном расположении духа, что можно запросто выложить ему и о ребенке, и о том, что она собирается продать свое новое кольцо.
Толпа все еще восторженно скандировала имя победителей, а потом все мужчины вдруг запели. Песня была похожа на церковный гимн, в ней говорилось о человеке по имени Трелони.
«А выживет ли Трелони? Или ему суждено умереть? Триста корнуоллских мужчин прекрасно знают, за что!» — орали гости.
Интересно, кто такой этот Трелони? Он что, умер?
Краем глаза я заметила, как Табита тянет отца в кабинет. Дверь за ними захлопнулась. Господи, помоги ей. Надеюсь, все будет хорошо.
В другом углу зала я заметила Алекса, и сердце мое сжалось. В одной руке он держал бутылку виски, а в другой — стакан. Глядя на меня, он поднял стакан, как бы провозглашая тост, и улыбнулся.
Подонок!
Я демонстративно повернулась к Патрику:
— Спасибо, что дал Табите выиграть.
— Всегда пожалуйста, — ответил он. — Мне скоро на дежурство в лечебнице. Ты завтра придешь на спектакль?
Я кивнула.
— Хорошо, значит, там и увидимся.
Он поцеловал меня в щеку и ушел. Я двинулась следом, решив проводить до двери. Снег на улице продолжал сыпать, все вокруг так и искрилось.
— О черт! — простонал Патрик.
— Что тебе не нравится? Так красиво!
— Да, конечно, красиво, но ты не представляешь, какой бардак из-за этого чертова снега начнется, — хмуро ответил он, пиная сугроб.
Может, он поцелует меня при луне, это ведь так романтично. Я томно прикрыла глаза, но зря старалась. Патрика больше заботили сугробы вокруг его машины.
Я помахала ему на прощанье и повернулась к «Аббатству». Под снежным покровом замок был сказочно красив, из приоткрытой двери выбивался золотистый луч, на снегу залегли синие тени. Голоса гостей отдавались эхом в холмах.
Кто-то, кажется епископ, крикнул:
— Ого, ну и снег!
И вскоре гости вывалили наружу поглазеть на снегопад.
Рыбаки затеяли битву в снежки против фермеров, а богемная публика слепила бесполого снеговика. Я побрела в дом и с удивлением обнаружила, что уже три часа утра. Пора спать. Я очень устала.
На лестнице меня догнал Дэйви и развернул к себе лицом. И, к великому моему удивлению, поцеловал в губы.
Глава восемнадцатая
Рано утром меня разбудил Джики: пристроился на моей подушке со своим непотребством. Я застонала и скинула его с кровати. Чувствовала я себя премерзко. Голова раскалывалась, тошнило. Во рту было так сухо, что я на автопилоте добралась до ванной и выхлебала несколько литров ледяной воды. Во всяком случае, мне так показалось. Выглянула в окно, увидела снежный пейзаж и, содрогнувшись, забралась обратно в постель.
События вчерашней ночи медленно всплывали в памяти. Последней каплей стала встреча с Клавдией. Я как раз направлялась в свою комнату, но тут из комнаты Алекса высунулась светловолосая голова.
— Слава богу, хоть кто-то появился. Я уже невесть сколько пытаюсь докричаться до этой невозможной экономки, но, думаю, ты тоже сойдешь. Ты ведь тут что-то вроде горничной, так?
Я уставилась на нее, не в силах вымолвить ни слова. Сначала она обозвала меня уродиной, а теперь и вовсе прислугой! Видимо, решила, что раз я работаю на Дэйви, то могу прислужить и ей.
— Одесса сейчас очень занята, чего тебе? — грубо спросила я, но очень некстати икнула, сведя на нет эффект от своего хамства.
— Я хочу перекусить. Может, принесешь мне чего-нибудь? Ну, там, фруктов, салатику, но только никаких жиров и белков. А, да, еще минералки захвати.
Я опять икнула.
— Эй, да ты, похоже, еле на ногах стоишь, — сказала Клавдия, широко улыбаясь.
— Как бы ни стояла, но уж распознать стерву я всегда могу, — ответила я и удалилась с гордо поднятой головой.
Засыпала я со счастливой улыбкой, припоминая, как у Клавдии отвисла челюсть.
Но сейчас на меня снова навалилась тоска. Какое-то время я валялась в постели, страдая от похмелья и жалости к себе. Наконец собралась с духом и приказала себе бросить это слюнтяйство и начать действовать. Надо что-то предпринять. Но что?
Я кругом напортачила. С Патриком, с Алексом, да, похоже, еще и с Дэйви. Вчерашний вечер стал настоящей катастрофой. Алекс носился со своей беременной подружкой, Патрик наверняка пришел в ужас от моего поведения, а Дэйви вообще меня поцеловал. Я застонала и зарылась под одеяло. Что же делать?
Домой. Мне нужно домой.
Да, мне срочно нужно уехать!
Убраться отсюда и привести в порядок свою жизнь. В «Аббатстве» я не вытерплю и минуты!
Я сразу почувствовала себя лучше. Находиться рядом с Алексом невыносимо, да и общество Клавдии, прямо скажем, радости не доставляет. К Дэйви, конечно, я отношусь замечательно, но это его необъяснимое поведение… Хорошо бы увидеть Алекса, попрощаться… Нет, не вынесу…
Домой, домой, домой — звенело у меня в голове. Да, пусть там скучно, но дома я буду в полной безопасности.
Подгоняемая яростью и желанием вернуться в город, я быстро умылась, оделась и собрала вещи. Значок с драконом я оставила на постели. Напоследок еще раз окинула взглядом китайскую комнату, мысленно прощаясь со всем, что с ней связано. С «Аббатством», с Одессой, с рождественскими игрищами, со Стентонами и, конечно, с Алексом.
Набросав коротенькое прощальное письмецо, я закутала Джики в свою фланелевую ночную рубашку и посадила в корзину. Потом тихо, точно воришка, прокралась вниз.