все это. Да и писал я большую часть протоколов под диктовку, так как был еще, можно сказать, глупым, доверял следователям. А как проходили опознания? Никто не мог меня узнать, так как они не видели меня ни одного раза, только с подсказками, да вы это знаете по делу. Хочу написать еще о ноже. Нож этот я сделал сам действительно, но после того, как ко мне приехала Светлана, я его не видел ни одного раза, за исключением того рокового дня. Мои товарищи по комнате Гавриленко А., Гриневич А. ездили на рыбалку на несколько дней, а когда приехали и стали на веранде чистить рыбу, то я увидел этот нож в руках у Гавриленко, он потрошил им рыбу на кровати Гриневича (мы на день убирали постели в комнату, оставляли голую кровать, так как постель пылилась). Милиция нашла этот нож именно на кровати Гриневича, по-видимому, оставленный Гавриленко. Я все это скрыл от следствия, так как думал, что Гриневич и Гавриленко сами расскажут об этом. А когда я узнал, что Гриневича арестовали из-за ножа, то я только тогда сказал, что этот нож сделал я, но не говорил, что ножом пользовались именно они, просто сказал, что я его не видел после того, как сделал. Конечно, как мне сейчас кажется, я в этом сделал ошибку, но в то время я надеялся на справедливость следствия и суда, был уверен, что разберутся и освободят меня. В ходе расследования я неоднократно отказывался от следователей, видя их несправедливость и желание только обвинить меня, защищая честь мундира. Также я просил Прокуратуру СССР, чтобы мое дело было передано на расследование в другую союзную республику. Дело доходило даже до того, что я отказывался от подданства, на эту мою жалобу отвечал прокурор следственного управления Прокуратуры СССР Викторов. Я очень много писал разных жалоб, заявлений, но они либо попадали в руки следователя, который потом уничтожал их на моих глазах, либо с высшей инстанции их опять направляли на разбирательство в прокуратуру, которая вела мое дело, либо вообще мои жалобы оставляли без ответа. По этому делу еще страдали люди. Может быть, вы знаете, что в следственных камерах часто меняют людей, из одной несколько человек переводят в другую и т. п. В камеру, где я сидел, приходили люди и говорили, что по этому же делу содержатся под стражей еще несколько человек и все обвиняются по этому же делу, сам я, правда, не видел этих людей, но думаю, что это правда. Несколько раз ко мне в камеру подсаживали людей, которые называются в тюремном термине «наседками», это очень подлые люди, они ради наркотиков могут совершить любую подлость. Вот пример. Один раз к нам в камеру пришел молодой парень (фамилию сейчас уже не помню, но в деле я указывал его), правда, он сразу же сам сказал, что его подослали ко мне. Его очень часто вызывали, спрашивали, что я говорю в камере, просили его расспрашивать о моем деле и за это давали наркотики. Однажды он пришел после очередного вызова и сказал, что его просили подписать протокол, что якобы он услышал от меня в камере, будто я сказал ему, что это я совершил преступление. Вся камера численностью 10 человек слышала это. Мы договорились с ним, что он пойдет и вырвет этот протокол из рук следователя и принесет мне, но его больше не вызывали, а когда он сам стал проситься, его увели. Но следователь сказал ему, что он уже знает, что он хочет вырвать протокол и унести мне. Видно, что кто-то еще был у нас в камере, кто работал за наркотики. Ну, мне кажется, все остальное вы узнаете в деле. Если я что-нибудь еще вспомню, то напишу. О Семенове Анатолии я могу сказать, что он очень боялся милиции и суда, так как они его запугали, били и т. п., даже на суде ему угрожали арестом, да он и вообще-то был трусом… Он очень плохо жил со своей матерью, часто пил, пропивал все деньги. В последнее время у них все наладилось, он уже решил жениться, нашел себе хорошую девушку, жизнь, кажется, начала налаживаться, но вот пришла повестка из суда, он снова стал пить, не бывать дома, а потом покончил жизнь самоубийством. Все это я слышал от его товарищей, мать, правда, я не видел. Вот все, что я знаю об Анатолии.

Вы спрашиваете, кто сыграл главную роль в моем деле. Самую главную роль сыграла моя мать, а первым, кто помог мне, был Каспаров. К этому человеку я сразу же при первой встрече почувствовал какую-то симпатию. Наша встреча с ним состоялась в линейном отделении милиции, он снимал первый допрос. Помню, он прочитал мне короткую лекцию о поведении человека в обществе, а потом прямо спросил, совершил ли я преступление. Помню, как я ответил ему, что я могу подраться, но резать человека ножом никогда, что я даже заступался за кошек, которых хотели убить мальчишки. Я ему сказал, что я, можно сказать, даже любитель подраться, но никогда еще в прожитые свои годы я не носил никакого оружия, считаю это даже подлым делом. Он, мне кажется, понял меня, закончил допрос и спросил у меня, есть ли у меня здесь родственники, я дал ему адрес Светланы. Вот и все, больше я с ним не разговаривал, за исключением того, когда он мне принес что-то поесть. Ведь меня вызывали на следствие с 8.00 утра, а привозили в 21, в 22 часа вечера, и все это время я был голоден, и это было не один день, а подряд около месяца. Просто Каспаров простой, чувствительный человек, а главное, справедливый, в общем, настоящий человек. А вообще в моем деле я очень мало встретил правдивых людей, больше нехороших людей, трусов, которые боятся милиции, они прямо и говорили, что вы, мол, уедете, а нам здесь еще жить. Насчет Ичилова, Игембердыева, Сапаровой я скажу, что эти люди запутаны в темных делах, занимаются спекуляцией, вот они и плясали под дудку следователя, боясь, что их привлекут к уголовной ответственности. Самую отрицательную роль, мне кажется, сыграли Ахатов, прокурор Джумбаев и Абаев. О Бойченко можно сказать, что он хитрый фабрикант уголовных дел, которому было дано указание сфабриковать дело, которое защитило бы честь мундира следственных органов ТССР. Ведь Ахатов вел версию по моему делу, что я изнасиловал Амандурдыеву, потом стал придумывать версию об ограблении. Да они могли