В первые же несколько недель жизни Шахиры мне пришлось выдержать нешуточную борьбу со свекровью, вдруг объявившей, что она уже начала подготовку к ритуалу суннат и что он обязательно должен состояться до того, как девочке исполнится сорок дней. Я пришла в ужас. Суннат – это своего рода обрезание для девочек, иначе говоря, клитородектомия – процедура, во время которой неграмотная деревенская знахарка без всякой анестезии удаляет у новорожденной клитор. Несколько дней я спорила с Мак и тетей Зейной и во время этих горячих дискуссий выяснила, что и моя свекровь и все ее сестры подверглись в свое время такой операции. Только тогда я поняла, чем объясняется их странное отношение к сексу и почему они неоднократно советовали мне лежать неподвижно и безмолвно терпеть, пока муж удовлетворяет свои потребности. Именно так им самим и приходилось поступать всю жизнь. Они никогда не получали от секса никакого удовольствия и скорее всего ни разу не испытали оргазма, хотя и я, конечно, не была особым экспертом в этой области. Попутно и мои родственницы, к своему ужасу, выяснили, что я больше двадцати лет живу на свете необрезанной, а следовательно, нечистой, но, к счастью, с этим они уже ничего не могли поделать.

Я точно знала, что ни при каких условиях не позволю калечить свою дочь и подвергать ее варварской операции. Это традиция пришла в Малайзию из арабских стран, где ее придумали якобы для того, чтобы сдерживать женский темперамент и склонность к разврату. Как мне объяснили, церемония напоминает веселую вечеринку, на которой близкие родственницы ребенка едят специально приготовленные блюда, смеются и сплетничают, а потом к гостям выносят девочку, прикладывают к ее гениталиям кусок льда, заменяющий анестезию, и знахарка у всех на глазах одним взмахом бритвы удаляет клитор вместе с кусочком кожи.

Борьба за спасение дочери потребовала от меня немалой дипломатичности и изобретательности. Прежде всего я бросилась к Бахрину, но тот заявил, что отец ребенка получает за согласие на подобную операцию несколько очков парлара, а кроме того, эта процедура должна благотворно подействовать на темперамент девочки, и та, возможно, не станет похожей на свою мать, когда вырастет. Поняв, что помощи от него не дождешься, я решила искать поддержки не где-нибудь, а в самом Коране. После нескольких богословских споров с Че Гу Али мне удалось доказать им всем, что по законам ислама для девочек суннат является не обязательной, а всего лишь рекомендованной операцией, и в Коране о ней даже не упоминается; распространение она получила только после того, как в давние времена ее начал делать один из мусульманских пророков. Победа в этом раунде осталась за мной, но все-таки я не переставала беспокоиться, что, стоит мне утратить бдительность, кто-нибудь из родных тайком искалечит моего ребенка.

Бахрин сумел отомстить мне за упрямство, проявленное в вопросе о суннате. Он прилетел из Куала-Лумпура за пару дней до того, как нашей дочери исполнялось сорок дней. В этот день полагалось устраивать праздник, частью которого был и талил – поминание покойного деда Бахрина. По традиции отец ребенка приглашал на обед священнослужителей, и те произносили молитвы о здоровье новорожденного и об упокоении его умерших родственников. Огромное количество угощений – карри, рис, соления, маринады и сладости – выставлялось на расстеленные прямо на полу белые скатерти, вокруг которых рассаживались гости, разумеется, только мужчины. Остатки угощения обычно посылались родственникам, а также раздавались бедным.

За день до праздника я с Аддином и малышкой играла в гостиной, когда вдруг услышала испуганное козлиное блеяние. Узнав голос нашего козленка, я выскочила на улицу и увидела сцену, память о которой преследует меня до сих пор. Ноненг за связанные задние ноги был подвешен к балке стоявшего в нашем саду домика, и вокруг него толпились какие-то люди в тюрбанах; чуть в стороне стоял Бахрин.

– Что вы делаете? – ахнула я, увидев, что один из незнакомцев туже затягивает веревку и поднимает козленка еще выше.

– Запасаемся мясом для завтрашнего талила, – со смехом ответил Бахрин.

– Нет! Не смейте! Нет! – отчаянно закричала я и бросилась к группе мужчин, но меня, схватив за руку, остановила свекровь.

Я все равно опоздала бы, потому что в ту же секунду увидела, как блестящий нож полоснул по горлу моего любимца и тот издал короткий, исполненный муки крик. После этого во дворе стало совершенно тихо.

– Я ненавижу тебя! Ненавижу! – крикнула я Бахрину, опустилась на землю и заплакала.

Свекровь и подоспевшие слуги помогли мне подняться и увели в дом, и там меня несколько часов безостановочно рвало, и Ноненг с перерезанным горлом все время стоял перед глазами.

На следующий день, когда гости разошлись, Бахрин вошел в спальню с подносом, полным еды, и ледяным тоном приказал мне поесть. Как он и ожидал, я отказалась притронуться к карри, приготовленному из козленка, которого я выкормила своими руками.

Мой отказ, похоже, даже обрадовал Бахрина. У него появился новый повод преподать мне урок. Схватив за волосы, он повалил меня на пол, а сам уселся сверху, крепко прижав мои руки к бокам.

– Ты съешь это вкусное и питательное блюдо! Ты сделаешь так, как я тебе велю.

– Нет!

– Тогда мне придется заставить тебя, так ведь, Ясмин? Зачем тебе обязательно надо все усложнять? – Он взял кусочек мяса и поднес к моим губам. – Я кормил это животное и истратил на него кучу денег, а теперь я просто вернул себе часть этих средств.

Он попытался засунуть кусок мяса мне в рот, а я извивалась, боролась и старалась освободиться, но все безуспешно. Наконец Бахрин сумел разжать мне зубы и втолкнуть мясо, а потом крепко зажал ладонью рот, для того чтобы я его не выплюнула.

– Жуй, сука! Жуй!

Я потрясла головой, и он несколько раз сильно стукнул меня затылком о мраморный пол, с каждым ударом повторяя: «Жуй!»

В конце концов мне пришлось покориться. По его глазам я поняла, что иначе он будет колотить меня головой об пол до тех пор, пока не убьет.

– Теперь глотай, – с удовлетворенной улыбкой скомандовал муж. – Умница.

Я боролась с судорожным приступом рвоты, а Бахрин наконец встал с меня и вышел из комнаты. Через минуту я услышала, как во дворе он заводит свою новую машину и уезжает прочь.

Две или три последовавшие за этим происшествием недели наш брак продолжал разваливаться прямо на глазах. Произошло несколько событий и перемен, после которых мне стало уже совершенно ясно, что он обречен. В кармане Бахрина я нашла чек на ювелирные украшения стоимостью больше десяти тысяч фунтов. Все чаще стала загадочно пропадать его одежда. Все чаще он спешил прервать телефонный разговор и повесить трубку, если я случайно заходила в комнату. Потом он наложил еще более строгие ограничения на мои передвижения по городу, а вскоре и вовсе запретил выходить из дому, не известив его предварительно по телефону. Теперь я не могла даже сходить подстричься в салон в отеле «Пантай». Мой дом стал совсем уж похож на тюрьму, а потом мне позвонила жена Касима, бывшего одноклассника Бахрина, и последний кусочек головоломки наконец встал на место.