– Тогда берите моего водителя, носилки и перенесем больного в машину! Здесь осматривать нет смысла.

Через три минуты в самолет поехала «Газель». Автомобиль «Скорой помощи» внутри самолета выглядел игрушкой. Нестеров одобрил решение. Рабочего погрузили на носилки, медики забрались в салон.

Нестеров дал указание Татьяне:

– Померь ему давление, сними ЭКГ, судороги сейчас пройдут.

Сам вышел к бригаде грузчиков.

– Документы есть? Кто-то из начальства знает о ЧП?

– Да, мы отзвонились инженеру по ТБ[119], он велел вас вызвать. В больницу заберете?

– Заберем! У него раньше не было приступов?

– Нет. Он только что устроился на работу, первая смена. Скрыл, что ли, болезнь?

– Мог и не знать. Он пьет?

– При нас не пил, и пьяным не видели. А дома – кто знает?

– Ладно. Мы поедем на КПП, если есть паспорт или еще какие документы – пусть туда доставят, – сказал Нестеров и вернулся в машину.

Грузчик на носилках дышал ровно и приоткрыл глаза. Видно, пытался сесть, потому что руки Татьяны лежали на его плечах. Говорить он не мог или еще не решил, что сказать.

– Таня, посмотри его штаны – мокрые? Язык прикушен? И начни опрос. Оцени ориентацию. Кстати, нашатырю дай ему нюхнуть, – Нестеров усмехнулся, – свежий воздух ему сейчас не полезен.

Сам он принялся дозваниваться до центра госпитализаций.

Татьяна слышала лишь обрывки фраз.

– …Мужчина, тридцать три, эпилепсия, впервые выявлена, серия… да… нет… он с рабочего места! Нет, не отказывается! Что значит оставлять? Не могу я его оставлять! Он дает припадки один за другим! Да, лечили! Его нельзя оставлять! Ну, дайте старшего… – Нестеров прикрыл трубку рукой: – Таня! Он чего-то сообщил? Вообще говорить может?

Татьяна, державшая у носа мужчины марлевую салфетку с нашатырем, сама фыркала от запаха.

– Могу, – хрипло сказал больной, – что со мной? Где я?

– В «Скорой помощи», – сказала Татьяна. – У вас был эпилепический припадок. Раньше такие бывали?

Мужчина замолчал, осмысливая информацию. Потом ответил:

– Ничего не было. Я обследование проходил! Ребята, мне нельзя… я только что устроился на работу! Мне нельзя!

Он порывался сесть на носилках.

– Я уже в порядке. Выпустите меня!

– Я перезвоню, – сказал Нестеров, отключая коммуникатор. Он перешел из кабины в салон, уселся в изголовье носилок в кресло, где обычно сидит Татьяна.

– Мужчина! Лежите на месте. Не суетитесь. Никто насильно держать не станет. Полежите спокойно и послушайте меня. Пять минут, потом сами решите, что делать.

Услыхав мужской голос, мужчина лег. Он смотрел на доктора.

– Теперь слушай и старайся понять, – Нестеров для убедительности перешел на «ты». – Это был первый в жизни приступ, если раньше никогда не было. Почему он случился, я объясню позже. А пока отвечай на вопросы: первое, бывали ли случаи, что ты переносился во времени?

– Как это? – не понял мужчина.

– Очень просто, – терпеливо объяснил Нестеров, – вот куда-то исчезли минут десять или час? Просто не помнишь, где был и что делал это время? Бывало такое?

– Нет.

– Хорошо. Второе, ты запойно пил или пьешь, вот чтоб несколько дней подряд?

– Нет.

– Наркотики употреблял раньше, чтобы лечиться потом?

– Нет.

– Учти, я ведь это не для «протокола», я хочу понять вероятную причину твоего приступа. Электроэнцефалограмму когда-нибудь снимали? Это как ЭКГ, только с головы электроды?

– Нет.

– А говоришь, обследовался! Язык покажи!

Мужчина вывалил язык, по бокам которого шли цепочки следов от зубов с кровоизлияниями.

– Ну вот. Прикусил, и весьма крепко. Язык болит?

– Вот сейчас болит, а то не замечал, – сказал мужчина.

Нестеров принялся объяснять:

– Первый в жизни приступ эпилепсии – он не последний. Это только начало. Теперь объясню причину. Судороги вызвали два фактора – избыток кислорода в крови и мелькание желтых маячков. Вы еще настаиваете на отказе от больницы?

– Да. Я полгода ждал этой работы. И теперь все прахом? – Мужчина принялся снимать с себя электроды кардиографа.

Нестеров повернулся к водителю.

– Включи маячок, – он не стал удерживать мужчину, а, дождавшись, пока тот застегнет куртку, сказал: – У меня есть одно условие. Вы сейчас выйдете из машины и сделаете десять глубоких вдохов, после чего пойдете к своей бригаде. Если дойдете и продолжите работу, мы уезжаем, если придете в себя на носилках – едем в больницу. Идет? – Мужчина кивнул. Нестеров открыл боковую дверь. – Выходите.

– А вы мне ничего не сделаете? – спросил мужчина, глядя через дверной проем на голубые блики на снегу и стенах КПП.

– В смысле – сделать?

– Ну, лекарство…

– С какой стати? – усмехнулся Нестеров. – Если лечим, значит, вы больны, тогда едем в больницу, если здоровы, то с какой стати лечить?

Мужчина вышел из машины «Скорой», принялся дышать, как условились. После чего повернулся в сторону почти невидимой за снежной пеленой туши «АН-124». Он не прошел и пяти шагов, как его выгнуло дугой, и он повалился в сугроб.

– Таня! Конвулекс и носилки! Забираем товарища. Что и требовалось доказать в данной теореме.

– Док, а вы – провокатор, – усмехнулся водитель. – Знали, что он завалится?

– Догадывался. Если это эпилепсия, то она так сразу не отпустит, если бы дошел до самолета, то мог бы и там завалиться. Как в первый раз. Но спорить с дураками – неблагодарное дело. С ними лучше договариваться, вот как сейчас. Или не слушать вообще. Ибо слушать дурака опасно, сам дураком станешь.

Татьяна с водителем подкатили к бьющемуся в судорогах рабочему носилки на колесах. Водитель опустил их, сложив «ноги» подката, и мужчины перенесли больного. На пытавшуюся помочь Татьяну доктор цыкнул: «Не сметь!»

В салоне они сняли с мужчины куртку и рубашку с одной левой руки. Нестеров прихватил поперек груди и бедер еще дергающееся тело широкими ремнями. Роторасширителем разжал стиснутые зубы и ввел в горло воздуховод. Мужчина шумно и резко принялся дышать через силиконовую трубку.