— Маруся, господин Легонтов — не рвач и не сказочный рыцарь, а самый обычный человек, который руководствуется прежде всего собственными интересами. А романы, особенно романы для юношества, — вещь довольно вредная. В них всегда фигурируют персонажи с чистым сердцем, открытой душой и благородным образом мыслей, и у молодых читателей создается превратное представление об окружающей их действительности. Бедняжки переживают разочарование, если не сказать потрясение, узнав человечество таким, какое оно есть.

— Ты видишь все в каком-то мрачном свете! Неужели человечество так и погрязнет в своих пороках?

— Не думаю. Все же в мире наблюдается некоторое смягчение нравов, если не принимать в расчет Нафанаила Десницына или членов партии эсеров, вооруженных динамитными шашками и проводящих свои дни в охоте за очередным полицмейстером. Человечество становится милосерднее, и если так пойдет и дальше, то лет через сто, в начале XXI века, насильственная смерть станет неслыханным делом и рассказ об убийстве будет восприниматься как нечто совершенно неправдоподобное. «Жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе…»

— Елена Сергеевна! — в дверь постучала Шура. — Хожалый повестки нам всем принес. И вам, и Марии Антоновне, и мне, и даже кухарке. К судебному следователю вызывают…

В Окружном суде. — Фотография из желтой папки. — Первоклассная отравительница, которая практически не оставляет следов. — «Какое жуткое дело…» — Загадочная притягательность вредной пищи. — «Обещания, даже данные без большой охоты, надо выполнять».

На следующее утро мы с Марусей и прислугой отправились в здание Окружного суда давать показания по делам об ограблении сейфа в квартире госпожи Ростовцевой и покушении на господина Хорватова. По этим преступлениям было заведено два разных дела, хотя я на месте следователя объединила бы их в одно.

Судебный следователь, тощий человек с изможденным, унылым лицом, встретил нас безрадостно. У меня сразу возникло ощущение, что такие визитеры, как мы, отвлекали его от чрезвычайно важных дел, и он с видом покорности жестокой судьбе приготовился выслушать весь вздор, на какой мы только способны, заранее зная, что толку ни от нас, ни от наших показаний не будет. Но учить следователя правилам вежливости и основам хорошего тона я сочла преждевременным.

Он собирался беседовать сначала со мной, в качестве потерпевшей, а потом уже со всеми остальными, как свидетелями, но Маруся уговорила следователя допустить нас с ней в кабинет одновременно и просто оформить два разных протокола.

Хотела бы я видеть мужчину, который посмел бы легко отказать Марусе Терской в ее просьбе!

Унылый судебный следователь, во всяком случае, к числу подобных субъектов не относился, несмотря на его скорбную мину. Напротив, он вдруг сделался настолько любезен, что даже пригласил второго письмоводителя, который вел протокол допроса Маруси, в то время как первый был занят только моими ответами.

После ряда формальных вопросов и ответов, обязательных, как я полагаю, в подобных случаях, следователь жестом факира вытащил откуда-то желтую папку, а из нее извлек фотографию.

— Почтенные дамы, прошу вас внимательно рассмотреть фото и ответить, знакома ли вам эта женщина?

Женя Дроздова косилась на нас с фотографии с ехидной усмешкой.

— Да, знакома! — закричали мы почти одновременно.

— Елена Сергеевна, прошу вас ответить на мой вопрос, — следователь решил соблюдать очередность в даче показаний.

— Это — Евгения Дроздова, бывшая сначала камеристкой, а потом секретарем моей близкой подруги графини Терской и в качестве секретаря проживавшая вместе со своей хозяйкой в моем доме.

Маруся подтвердила мои слова.

— Ваше сиятельство, при каких обстоятельствах вы приняли данную особу на службу?

Вопрос был адресован Марусе, и второй письмоводитель изготовился записывать в свой протокол ее ответ.

— Собственно говоря, нанимала ее не я, а моя покойная бабушка, графиня Терская, а после смерти бабушки я предложила всем ее слугам переехать в мое имение в Слепухинском уезде. Несколько человек прислуги, среди которых была и Дроздова, согласились и перебрались в Слепухин.

— Но она, я полагаю, была взята в ваш дом не с улицы? Вы видели ее рекомендательные письма, знаете, где она прежде служила?

— Господин следователь, как же я могла видеть ее рекомендательные письма, если нанимала ее бабушка? Мне и в голову не пришло бы интересоваться такими вещами…

— А жаль! Ну а ваш собственный отзыв, госпожа графиня, об этой девушке?

— Честно сказать, до последнего времени я могла бы дать о Жене только самые благоприятные отзывы. Она трудолюбива, исполнительна, о честности я теперь говорить уже не рискую, но казалась она честной, неплохо образованна, обладает приличными манерами, при этом услужлива…

— Самые лестные характеристики! — хмыкнул следователь.

— Да, я хорошо к ней относилась, поэтому случившееся было для меня большим ударом. Я мечтала помочь ей найти свое место в жизни…

— В качестве вашего секретаря?

— Это всего лишь первая ступень. Я сама много внимания уделяю общественному поприщу, и Женя могла бы найти себя на ниве женских организаций. Положение современной женщины в России настолько тяжело, наши права так беззастенчиво попраны…

Маруся села на своего конька и прочла следователю небольшой доклад о целях и задачах феминистских организаций. Следователь пытался направить беседу в нужное русло, но это оказалось непросто — у Маруси большой опыт публичных дискуссий и замечательное умение вырвать инициативу у собеседника, а следователь был джентльменом, да и титулованные особы не каждый день попадали в его скучный казенный кабинет…

Я сочла своим долгом прийти на помощь бедному судейскому чиновнику:

— Маруся, дружок, господин следователь желал бы узнать все, что можно, о Жене, а не о женском вопросе в целом.

— Ах да, извините. Так вот, о Жене. Она была довольно интеллигентной, из благородной, но обедневшей семьи и тяжелым трудом добывала свой хлеб, мечтая о лучшей доле. Такая, знаете ли, бледная, истощенная несбыточными мечтами барышня…

— Бледная — да, пожалуй, — согласился следователь. — Но это не от благородного происхождения, а скорее от бессонных ночей, проводимых не совсем согласно с кодексом обычной добродетели…

— Что вы хотите сказать?

— Прошу простить, но ваша интеллигентная Женя совсем не та, за кого себя выдавала. Мне известно по крайней мере пять имен этой дамы — Евдокия Тушкина, Гюзель Ахмедова, Пистимея Докукина, Фаина Бывшиц и Жаклин Велье. Не будем касаться ее моральных устоев, поверьте, они невысоки, самое страшное в том, что ваша Женя — первоклассная отравительница, которая умеет все продумать заранее, все рассчитать, все предусмотреть и практически не оставляет следов.