София считала, что, если бы члены капитула дожили до завершения строительства собора в 1506 году, они бы порадовались, что все сбылось, как они и мечтали. Севильский собор до сих пор оставался одним из крупнейших готических соборов в Европе, от его красоты и величия захватывало дух.

Высота центрального нефа ошеломляла – сорок два метра. Солнечный свет, льющийся сквозь огромные витражные окна, отражался от позолоченного алтаря и наполнял собор теплым радужным сиянием. София могла себе представить, как под высокими сводами собора, пропитанного тонким ароматом ладана, сметенная душа человека обретала покой и умиротворение. Но сама она покоя не находила. Ее сердце ныло от чувства вины, страх и злость невыносимой тяжестью давили на плечи.

С той самой минуты, как вертолеты покинули крышу реабилитационного центра фонда «Абстерго», София ни словом не обмолвилась со своим отцом. Она видела, что вертолеты перевозили в безопасное место и часть их команды. София слишком хорошо знала отца, чтобы счесть это проявлением доброты и заботы о людях. Она слышала, как отец приказал Макгоуэну законсервировать «Анимус», и люди, которые обеспечивали его работу, были всего лишь ценной частью этой машины. Чтобы нанять и обучить новых сотрудников, потребовалось бы много времени и денег.

В мире Алана Риккина все решалось просто.

Вертолет с крыши реабилитационного центра доставил их прямо к собору, по радиосвязи священнослужителям объяснили, что крайне необходимо к их прибытию закрыть собор, освободить его от посетителей и вскрыть саркофаг с телом Колумба. Нет, не надо вызывать архиепископа, под чьим присмотром должно проходить вскрытие, достаточно тех епископов, что в данный момент находятся в соборе. Более того, ее превосходительство тоже выразила желание приехать, требуется обеспечить прием, соответствующий ее статусу.

Так же молча, как и во время полета, отец и дочь Риккины прошли по мраморному полу собора. София следовала позади отца на расстоянии в несколько шагов. На нее никто не обращал внимания. Все знали и уважали Алана Риккина, а София для встречающих его епископов была лишь бесплатным приложением к важной персоне.

Три четверти жизни Колумб провел в плаваниях, но и после смерти ему пришлось изрядно попутешествовать. Его останки из Вальядолида – города на северо-западе Испании, где он умер в 1506 году, – перевезли в Севилью, а в 1542 году их переместили в колониальный Санто-Доминго, ставший столицей современной Доминиканской Республики. Там они пребывали до 1795 года, а затем отправились на Кубу, в Гавану. С 1899 года останки хранились в Севильском кафедральном соборе, в богато украшенном саркофаге, под стать интерьерам храма. Саркофаг поддерживали не ангелы и не колонны, а четыре аллегорические фигуры, представляющие четыре испанских королевства: Арагон, Кастилию, Леон и Наварру.

София остановилась, дав отцу возможность поговорить с епископом один на один. Она отметила про себя, что Христофор Колумб, чей прах покоится теперь в такой роскоши, умер в бедности. Он легко мог избежать такой участи, если бы продал Яблоко Эдема тамплиерам.

Они прибыли вовремя. Один из епископов как раз вылезал из саркофага, осторожно прижимая к груди маленькую, богато украшенную металлическую шкатулку.

София охнула.

Это была не та шкатулка, которую она видела в Анимусе.

Неужели Яблоко, которое она искала всю свою жизнь, исчезло – или было украдено – во время посмертных путешествий Колумба?

Кто-то внутри нее – абсурдно, безумно и предательски – надеялся, что так и произошло.

Епископ протянул шкатулку отцу, тот долго смотрел на нее, прежде чем взять в руки.

«Это я должна была открыть шкатулку», – подумала София.

Во рту у нее пересохло. Она всю жизнь работала ради этого момента и позволила отцу совершить жестокое преступление во имя Яблока Эдема. Она обещала защищать Кэла, а сама бросила его.

В голове прозвучали циничные слова отца: «Мы просто оставляем их один на один с неизбежной судьбой».

И отец, который силой заставил ее бросить там Кэла, будет единственным, кому достанутся все лавры.

София услышала за спиной цокот высоких каблуков, эхом отзывавшийся под сводами огромного собора. Она обернулась и увидела Эллен Кэй. Председатель совета директоров и глава совета старейшин подошла и остановилась рядом с ней.

– Ваше превосходительство. – София склонила голову в знак уважения.

Эллен Кэй не ответила на приветствие. Две женщины стояли и смотрели, как Алан Риккин медленно открывает маленькую металлическую шкатулку.

– Слава достанется вашему отцу, – неожиданно сказала Эллен Кэй. – Но мы обе знаем, кто ее больше заслуживает.

София повернула голову и посмотрела на нее с удивлением и благодарностью. Она и раньше встречалась с Эллен Кэй, но, казалось, глава совета старейшин не проявляет к ней никакого интереса. Сейчас немолодая женщина удостоила ее улыбкой, сдержанной, как сама Эллен Кэй, но искренней.

– Ваше время еще придет, дитя мое.

Глава совета старейшин ордена тамплиеров подошла и встала рядом с исполнительным директором «Абстерго индастриз». Вместе они рассматривали Яблоко Эдема. А София Риккин, ученый, нашедший Артефакт, глядела издалека – незваная, непризнанная, ненужная.

Пока она стояла в одиночестве, мысли ее невольно вернулись к той женщине в капюшоне, у которой было лицо Софии.

София номинально считалась англичанкой, она родилась в Англии и провела там детство, но потом редко туда возвращалась. В Англии для нее было слишком влажно и пасмурно.

Маленькой девочкой она часто спрашивала, почему небо так много плачет? Оно тоже потеряло свою маму? Она никак не могла разорвать эту ассоциативную связь. А в Англии дождь либо шел, либо собирался, либо только что закончился.

Этим вечером он только что закончился. Оживленная дорога, черная и мокрая, блестела в свете уличных фонарей, машина подвезла Софию и остановилась напротив Тамплиер-Холла, той сцены, на которой сегодня вечером устроит представление ее отец.

Машины подъезжали непрерывно – тамплиеры со всего мира собирались на эпохальное событие. Политики, религиозные лидеры, промышленные магнаты – всего более двух тысяч человек.

«Полный аншлаг», – раздраженно подумала София.

Она вышла из машины, захлопнула дверцу и перешла улицу, остановилась у большого каменного здания, поражавшего своей строгостью и мощью, что не лишало его красоты. В одной руке она сжимала несколько листков бумаги, так крепко, что они помялись.

На ней было строгое платье, туфли на высоком каблуке и – все черного цвета.

Соответственно событию.

Разумеется, были предприняты все возможные меры безопасности: камеры слежения, металлодетекторы, служебные собаки, комнаты личного досмотра. На входе Софию встретили, бегло, словно извиняясь, произвели досмотр и пропустили внутрь здания.