– Нет проблем. Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.

Поступает еще одна заявка. От другой производственной компании. Они ищут людей возраста от сорока и выше для массовой сцены. Это серия фильма о «поколении сандвичей», где, как сообщается в аннотации, женщина средних лет разрывается между потребностями своих пожилых родителей и сыновей-подростков. Мне хочется рассмеяться в голос. Кажется такой иронией, что это прислали именно сейчас. Лишь такие дуры, как я, могли все осложнить, подбрасывая в котел семейных проблем еще и измену.

Я слышу, как внизу спорят девочки. Наверное, они уже встали. Коко тоже подтявкивает. Ей давно следовало бы вернуться к мадам Бланш, учительнице французского, но та написала письмо и просила подержать ее «дорогую chien» еще «un peu дольше», потому что она задерживается в Париже.

Я привыкла решать проблемы по мере их поступления. Как жонглер, ловящий булавы. Но раньше мне не попадалось в руки динамитной шашки, которая может взорвать мою семью в любой момент. И у которой я сама подожгла фитиль.

Рождество, напоминаю я себе, – это хорошо известный триггер для развода. Данный праздник изображают как идеальное время, когда все любят друг друга. Разочарование неизбежно.

Раздается стук в дверь. В отличие от всех остальных в нашем доме Бетти редко беспокоит меня, когда я работаю. Вероятно, что-то важное.

– Это твой папа, – произносит она, протягивая мне трубку стационарного телефона.

– Зачем ты звонила Реджу? – Голос отца полон ярости. – Я тебе уже говорил. Из-за этого я выгляжу полным идиотом.

– Но ты велел мне перезвонить через пять минут, а сам не ответил.

– Я сидел в сортире, где мне еще быть? – спрашивает он так, как будто я должна это знать. – А теперь живи своей жизнью, а меня оставь в покое.

Отец гордый. Он нарочно грубит. Это началось, когда моя мать ушла, и с годами стало еще хуже. Но порой я ловлю его заботливый взгляд или нотки голоса, которые дают понять, что мой прежний папа все еще со мной.

Я спускаюсь вниз, чтобы приготовить кофе и проверить, как там девочки. На полу кухни валяются полусгрызенные туфли и разорванный фартук с надписью «Я люблю маму», который дочери подарили мне на прошлый День матери. Дейзи сидит у плиты с виновницей на коленях.

– Когда именно щенок вернется к хозяйке? – интересуюсь я, разглядывая эту белую швабру и уродливую металлическую собачью клетку, которую предоставила учительница французского. Очевидно, для большей безопасности животного. Сейчас я не отказалась бы от такой и для себя. – По-моему, это уже настоящая наглость с ее стороны.

Бетти и Дейзи обмениваются взглядами. Я сразу же вижу – что-то не так.

– Вообще-то, – говорит свекровь, – мадам Бланш только что написала. Похоже, у нее семейные проблемы, и она спрашивает, можем ли мы побыть с Коко еще несколько дней, пока она все не уладит.

Что? Эта мадам явно считает, что из Бетти можно веревки вить.

– Она что, шутит? – восклицаю я.

Дейзи сразу разражается слезами.

– Не будь такой злюкой, мам, – говорит Мелисса. – Ты же знаешь, она всегда хотела собаку. И к тому же это вроде бы не навсегда.

– Животные оказывают успокаивающее действие, – добавляет Бетти. – Я недавно читала о том, как они могут помочь во время экзаменационного стресса.

Я сдаюсь. Сейчас и так слишком много дел, с которыми нужно разобраться.

– Я поговорю насчет нее с твоим отцом, – произношу я.

– Спасибо, мамочка! – Дейзи вскакивает и обнимает меня. Все ее слезы мгновенно высохли.

– Это еще не означает «да», – предупреждаю я.

Но она обнимает Коко, словно решение уже принято.

К моему удивлению, Стюарт возвращается из клиники около шести часов вечера и предлагает выбраться в город на поздний рождественский шопинг. Учитывая все происходящее, я пока даже не думала о подарках. Спасибо небесам за Бетти, две недели назад она установила елку и развесила украшения. Еще прикрепила поздравительные открытки к красивой ленте. Они продолжают поступать.

– А это тебе не нужно? – спрашивает она, обнаружив в мусорном ведре нераспечатанный конверт с австралийской маркой как раз перед тем, как мы со Стюартом собираемся выходить.

– Нет, спасибо, – отвечаю я, избегая встречаться с ней взглядом, и бегу наверх, чтобы нанести блеск на губы.

Это второй раз за неделю, когда мы идем куда-то вместе и без детей. Настоящий рекорд. Стюарт крепко держит меня под руку, чего не делал уже целую вечность. Я бы все отдала за это до прошлого воскресного вечера. Но сейчас ощущаю себя ужасно. Не только из-за чувства вины, но еще и потому, что хватка моего мужа совсем не такая, как у Мэтью. Менее многозначительная. Скорее жест друга, чем любовника. Где же страсть? Имеет ли она значение, когда вы одна семья? Да. Нет. Я не знаю. Но знаю, что сделаю все, чтобы мы были вместе и девочкам не пришлось пережить то, что выпало мне, когда ушла моя мать. Конечно, я понимаю: думать так – это все равно что запирать дверь конюшни после того, как лошадь убежала. Но лучше поздно, чем никогда.

– Холодновато, да? – говорит муж, доставая из кармана пару черных кожаных перчаток.

– Симпатичные, – замечаю я.

– Да. Я купил их на днях.

Странно. Стюарт редко покупает что-либо для себя. Он предоставляет заботу о своей одежде мне.

Мы выбираем несколько дополнительных маленьких подарков: небольшой рюкзак для Дейзи с изображением собаки на нем, пушистые розовые наушники для Мелиссы и полосатую забавную обложку к айпаду для моей свекрови.

Потом идем в кафе пить горячий шоколад. Со стороны мы, вероятно, выглядим как обычная супружеская пара средних лет. Только я знаю правду. И это просто убивает меня.

От стресса – и тепла в помещении после холодного воздуха снаружи – мне становится жарко. Я снимаю джемпер, обнажая кровоподтек на руке, в том месте, где Мэтью схватил меня в отеле, чтобы удержать.

– Ничего себе синячище! – удивляется Стюарт.

– Ударилась, когда вылезала из такси, – беспечно отвечаю я. – Ты же меня знаешь. Достаточно только слегка задеть за что-то, и кожа становится черно-синяя.

Мне нужно быстро сменить тему.

– Как продвигаются твои исследования?

– Хорошо, спасибо.

– Та твоя коллега помогла? – осторожно спрашиваю я.

Я не хочу показаться подозрительной, но начинаю чувствовать себя неловко из-за огромного количества времени, которое Стюарт проводит вне дома – теперь даже больше, чем обычно. Правда, люди, которые сами неверны, всегда с подозрением относятся к своим партнерам. По крайней мере, я читала об этом.

– Да, – кивает он. – Помогла, я ей очень благодарен.

Затем муж замолкает. Я хочу спросить еще, но боюсь раскачивать лодку. В ответ он может задать мне свои каверзные вопросы. И я могу непроизвольно выложить ему все. Чтобы отвлечься, я помешиваю пенку в горячем шоколаде, а затем облизываю чайную ложку, как ребенок – именно за это я обычно отчитываю девочек.