— Как вы смеете разговаривать со мной так фамильярно? Такие люди, как вы, хуже скотов…

— Так вот почему вы приковали меня? А может, почему-то еще?

— Ox! — He сдержавшись, она дала ему пощечину. Стив уже заметил, что у нее грубые, мозолистые руки, словно она всю жизнь занималась тяжелым трудом, а теперь ему довелось изведать их силу. Она так размахнулась, что потеряла равновесие и упала на Стива.

Свободной рукой он обнял ее — почти инстинктивно — и поцеловал, поскольку лицо женщины оказалось так близко от его губ. В то же мгновение он почувствовал ее ответную реакцию. Это означало капитуляцию, но она вырвалась, с гадливостью вытерла губы и выскользнула из комнаты.

В следующий раз еду Стиву принес старый мексиканец, бормотавший, что этого свинью-гринго следовало оставить подыхать, ибо даже виселица слишком хороша для него. А уж сеньоре совсем не стоило марать руки о такую падаль.

— Где она? Отправилась подготовить все необходимое для повешения?

Старик испуганно взглянул на него:

— Вы говорите по-испански? Но у вас синие глаза! Впрочем, — поспешно добавил он, — для меня это не имеет значения. Ешьте — и побыстрее, потому что у меня слишком много дел.

— Мне чертовски хочется знать, почему все так хотят увидеть, как меня повесят? Первый раз в жизни слышу, что человек, попавший в засаду и защищавшийся, заслуживает линчевания. Неужели законы в этой части страны так сильно отличаются от других?

Мексиканец нахмурился и отвел глаза. Очевидно, он вновь вспомнил все, что случилось.

Стив понял: его приняли за кого-то другого и устроили засаду. А обнаружив, что не прикончили его, придумали свою версию, чтобы довести дело до конца.

После ухода старика Стив едва удержался от искушения проверить, прочны ли его кандалы. Главная проблема заключалась в том, что он все еще испытывал слабость, которая держала его в плену, не позволяя пошевелиться. Черт возьми, даже размышления отнимали слишком много сил: голова разламывалась, и он неумолимо проваливался в черную пустоту и терял сознание.

Стив дошел до такого состояния, что хотел уже услышать шаги людей, которые поведут его на виселицу.

Еще раза два к Стиву зашел старый мексиканец, который по-прежнему отказывался вступать с ним в разговор. Потом снова появилась женщина, и Стив сразу же понял, что потерял ее, ибо она держалась особенно враждебно.

Увидев ее замкнутое, холодное лицо, Стив закрыл глаза. Черт бы ее побрал!

— Вы чувствуете себя лучше?

— Какое это имеет значение?

— Похоже, вы уже окрепли.

— Готов для виселицы? Чего же вы ждете?

— Если кто-то и заслуживает этой участи, так это вы! — отозвалась она. — Неужели вы до сих пор этого не поняли? Неужели вам не жаль людей, которых вы так хладнокровно убили?

— Трудно испытывать жалость к тем, кто устроил тебе засаду, — возразил Стив. — Я жалею только о том, что им не удалось довести дело до конца.

— Не надейтесь, что спасете свою шкуру, если начнете лгать! Доминго рассказал мне все, что вы ему говорили, так что не пытайтесь избежать веревки?

— Похоже, вы так хотите, чтобы меня повесили, что вас уже ничто не остановит. Так зачем откладывать это? Допускаю, что казни доставляют вам такое же удовольствие, как воскресные проповеди.

— Только последний ублюдок может придумать такое!

Стив ухмыльнулся, уловив в ее голосе злобу и отвращение.

— Так в чем же дело? Надеюсь, уже скоро мне набросят веревку на шею и ваша жажда мести будет удовлетворена.

Женщина с ненавистью посмотрела на него и вышла из комнаты. Он проводил ее издевательским смехом.

— Сеньор? Тсс, сеньор!

Стив увидел темные глаза и лохматые черные волосы. Маленький мальчик осторожно приоткрыл деревянные ставни и теперь с любопытством заглядывал в комнату.

— Привет, малыш! — отозвался Стив.

Мальчик настороженно смотрел на него.

— А, правда, сеньор, что вы настоящий бандит?

— Меня здесь так называют, но сейчас я не слишком опасен. Почему бы тебе не войти?

Мальчик заколебался и, осторожно оглянувшись, быстро уселся на подоконник.

— Я ничего не боюсь, сеньор, даже бандитов. Я даже умею стрелять. Можно взглянуть на ваши раны, их, наверно, очень много…

— Для этого тебе придется подойти поближе. Может, ты все же боишься?

— Боюсь? Я? Мне десять лет, и я уже взрослый. Вновь опасливо оглянувшись, мальчик соскочил в комнату и нерешительно приблизился к кровати. Однако улыбка синеглазого незнакомца так обезоружила его, что он тоже улыбнулся.

— Вы выглядите совсем неплохо, сеньор, — заметил он, оглядев повязки и серовато-синий шрам на виске у Стива. — Дедушка сказал, что это просто чудо… ну то, что вы остались в живых.

— Похоже, я проживу недолго.

— Они собираются повесить вас, да? А вам не страшно?

— Что толку бояться неизбежного? Но мне интересно, за что они решили меня повесить?

— Да ведь вы застрелили много людей! Вы так быстро выхватили револьвер, сеньор! Мне тоже хочется этому научиться.

— Не стоит, иначе ты кончишь тем же, чем и я. Странно все же, что я так плохо стрелял.

— Но вы же не знали, что они устроили вам засаду. Они меня не заметили, но я слышал, они договорились, что сделать с вами, раз вы приехали всех убивать. Когда вы вышли из салуна, они начали стрелять и вы тоже начали стрелять. Стоял ужасный грохот, потому что все палили из револьверов…

— Интересная история, малыш! Похоже, ты и впрямь там был!

— Конечно, был, сеньор, пули пролетали над моей головой, но я ни капельки не испугался! Сеньор Кэди, мой хозяин, велел мне идти домой и предупредить сеньору, что он задержится, но я остался посмотреть, что будет дальше. Вы хорошо дрались, сеньор, и мне очень жаль, что они так сильно вас изранили.

— Тебе понравилось наблюдать за настоящей перестрелкой? Ты говорил кому-нибудь о том, что видел?

Глаза Стива с тревогой устремились на мальчика, но тот покачал головой:

— О нет, сеньор! И ведь вы тоже не скажете, правда? Мой старик побьет меня, а сеньора очень рассердится. Мне самому не разрешают ездить в город, но иногда сеньор Кэди брал меня с собой, и я привозил его назад, когда он выпивал слишком много текилы. Но если дед узнает, тогда он может отослать меня в Мексику, к тетке, в Сонору. А у нее и так слишком много детей, и она будет лупить меня каждый день… Теперь мне надо идти, сеньор, он тоже поколотит меня, если узнает, где я был.