мирами развитых определений еще не существовало. О статусе Судебника 1589 г. тоже ясности нет. Обычно полагают, что он представлял собой «полуофициальную версию», «вероятно, приспособленную для черносошных общин Севера»[258]. То есть предназначался для повседневной работы, решения обиходных задач – вне пропаганды или деклараций. Без ведьм здесь не обойтись. Их бесчестье требовало учета.

* * *

В сочинениях и переписке современников не раз упоминается пристрастие Годунова к советам чародеек и гадательниц. Польские дипломаты сообщали, что он ничего без них не решает. Исаак Масса писал, что «ходил он часто к ворожее, которую в Москве считают святою и зовут Елена Юродивая (Olena Olrodliva)», которая в итоге предрекла ему гибель. Впоследствии эта «сатанинская пророчица» предсказала смерть также Лжедмитрию[259]. А через 40 лет допрашивали ведунью Дарьицу, которая тоже обслуживала царя советами. Она сказала, что от него приходил некий «дворянин, Микифором звали, а чей сын и прозвище, того не упомнит, и того-де дворянин загадывал быть ли-де Борису Федоровичу на царстве».

Масштабное расследование «про ведунов и еретиков» случилось в 1603 г. Отставной стрелец М. Ф. Бегичев подал 6 сентября 1603 г. извет, будто слышал о прибытии в Москву лопян – колдунов из Лапландии, которые «напустили», «приехав к Москве, на Рузскую землю дожьжь да стужу да хлебный недород». Для этого они совершали загадочные обряды: «у жонки от грудей на Москве молоко имали и кобылье молоко у ней ж имали и в кость в гусиную наливали и в землю копали». Последовало длительное следствие, часть материалов которого сохранилась[260]. В те годы в стране случился недород, люди голодали. Многое казалось карой и злым умыслом. Виновниками, конечно, были чародеи и царь, который не может с ними справиться. Может, с государем что-то не то?

* * *

Так и случилось. События вокруг гибели царевича сыграли с Годуновым злую шутку. Это подметил уже тогда англичанин Горсей: кто бы мог предположить, что «тень [призрак] убитого царевича» явится и погубит Бориса[261]. Самую достоверную метафору потом запустил А. С. Пушкин про «кровавых мальчиков в глазах». Все это должно было угнетать, давить и волновать. По Угличу в мае 1591 г. сновали ведуны и ведьмы, наговаривая на царя, а потом Москва заполыхала. И тут вдруг опять – дух Димитрия грозит кровавым пальчиком, когда в стране голод, смуты и пожары. В итоге первая реакция: Лжедмитрий – колдун.

Согласно шведскому шпиону Петру Петрею, «Борис Годунов пришел в ужас, услыхав эту весть и молву о воскресшем Димитрии»[262]. Голландский купец Исаак Масса писал, что, «получив все известия об этом Димитрии», царь «не знал покоя»[263]. Также в «Новом летописце» сказано, что Бориса охватил ужас при поступлении известия о спасшемся царевиче: «Борис ужастен быть»[264]. И, согласно логике того же источника, первые меры против этого наваждения были церковного характера. В бой вступил патриарх, но не справился с раскормленной дьявольщиной.

Несчастьям царя Бориса предшествовали небесные предзнаменования. Современников поразило явление «яркой и ослепительно сверкающей большой звезды» рядом с Солнцем ровно над Кремлем во второе воскресенье после Троицы в полдень 10 июня 1604 г. Об этом записал немец Буссов, а может, Бер[265]. Потом видели комету, а 16 декабря того же года ночью явились два месяца, о чем записали даже во вполне официальной разрядной книге.

Астрологическими подсчетами интересовался Лжедмитрий, будучи в Польше. Возможно, что свои планы с ними согласовывал. В. И. Ульяновский считает, что таким увлечениям должны были препятствовать окружавшие самозванца иезуиты[266], но не хитрее ли бесы?

Первые несколько городов в России сдались лжецаревичу, но потом он столкнулся с основными силами московского воинства и был совершенно разгромлен 20 января 1605 г. при Добрыничах. Бежав, укрылся в Путивле. 8 февраля в Москве праздновали победу. Казалось бы, все – интервенты разгромлены и часы самозванца сочтены, но оказалось, что рано. Вместо наступления на Путивль государевы воеводы ушли разорять Комарицкую волость, а потом завязли в осаде маленькой крепостенки Кромы, которую оборонял отряд, возглавляемый донским атаманом Андреем Корелой, чуть ли не курляндцем родом. С. Ф. Платонов писал потом, что судьба династии Годуновых решилась под стенами этого города. Взять Кромы не удалось, а вскоре осаждавшие вообще перешли на сторону осажденных, составив костяк армии Лжедмитрия, с которой он двинулся на Москву. Швед Петр Петрей со всей определенностью называл Корелу колдуном («большой волшебник»), «своими чарами» принесшим самозванцу «много пользы»[267]. Характерно, что после победы под Кромами сведения о Кореле исчезают. В Москву казаков привел другой атаман. Этот же бес сгинул в неизвестность, из которой явился.

С Годуновым же тогда вдруг случилось невероятное. 13 апреля 1605 г., выйдя «из-за стола после кушанья», он «ощутил боли в желудке», слег и приказал позвать докторов, но скончался еще до их прибытия, «лишившись языка перед смертью». Борис онемел, подобно Никите Романову в 1586 г., накануне отхода в мир иной. Горсей тогда писал про боярина, что тот был околдован[268]. Про Бориса говорили, что его настигла «болезнь люта»[269], которую интерпретируют как апоплексический удар. Псковские интересанты записали, что умер «опився»[270]. Впрочем, официально считалось, что его таки успели постричь в иноческий чин под именем Боголеп – священник прибежал к постели умирающего раньше докторов. Внезапность произошедшего сразу породила слухи, во-первых, о порче-отравлении, а во-вторых, о самоубийстве. Оба, конечно, исходят от лиц, не имевших доступа в царские палаты. Однако внезапный удар не мог случиться без промысла божьего – либо так было уготовано, либо сатанинские силы вмешались. Примечательно, что после захвата власти Лжедмитрием тело царя Бориса приказали убрать из Архангельского собора Кремля, где его первоначально положили, и перезахоронить в Варсонофьевском девичьем монастыре, где обычно хоронили самоубийц и умерших без причастия[271]. Позднее его перенесли в Троице-Сергиев монастырь, но некоторые сомнения в причинах смерти сохранились.

«Демоничность» самозванца была общим местом в официальной риторике тех лет. Она продвигалась внутри страны и вне. Натиску дьявольщины противодействовали прежде всего служители Церкви. Сейчас часто описывают все в светских терминах, отсылают к политическому прагматизму, вынося за скобки провиденциальные откровения. Но разве не разгул бесовства случился потом? Разве не умылись православные кровью из-за искусов сатанинских, именуемых емким термином Смута? Разве не инфернальный дух ложного Дмитрия был тому виной? Пора бы уж назвать все своими именами, как не стеснялся того святой патриарх Иов!

* * *

В начале 1605 г. больше молились, чем воевали. Были использованы самые сильные средства, чтоб упросить Господа упредить Его попущение. Молились за царя прежде всего. Против изверга сатанинского использовали всю мощь сакрального. В главном храме страны было установлено ежедневно