Она поискала в толпе своего помощника. Петрович стоял за толпой журналистов, втянув голову в высоко поднятый воротник куртки.

– Опер, одним словом, – злобно хмыкнула себе под нос Мила.

Встретившись с ним взглядом, она кивнула в сторону его машины, и к своему удовольствию обнаружила, что тот все понял.

– Пойдемте быстрее в нашу машину, мы отвезем вас на эту встречу, а с аварией разберемся потом.

Блондинка бросилась к старику:

– Vamos, el padre Ambrosio. Somos salvos. Tenemos que darnos prisa.[7]

Уже около «Москвича» Петровича, когда участники происшествия открывали двери машины, с пронзительным сигналом, перекрыв пути к отступлению, подъехала автомашина ГИБДД, из которой почти на ходу выскочил человек в форме:

– Стоять! Куда это вы все собрались?

Петрович выхватил удостоверение:

– Старлей, дружище, выручай! Я не могу здесь перед камерами светиться. Я к тебе в отделение подъеду, в понедельник, и мы все оформим. Отпусти нас, мне надо перед пострадавшими вину загладить. Это их условие.

Старлей недоверчиво изучил удостоверение, затем подошел к Москвичу:

– Раненых нет?

– Нет, – решительно ответила блондинка. Старик, прикрывая стекляшкой глаз, добродушно улыбнулся.

– Ты данные свои оставь, – обратился гаишник к Петровичу.

– Вот, – порывшись в карманах куртки, Петрович извлек ордер на вселение в общежитие и визитку. – Здесь все.

– Завтра в 11.00 жду по этому адресу, – гаишник протянул бумажку. – «Фрилендер» будет на штрафстоянке, там же. Другого сервиса предложить не могу.

– Спасибо, дружище! Никогда тебе этого не забуду. Обращайся, если чего. И еще… если можно, перекроешь дорогу журналюгам?

– Можно. У тебя будет десять минут форы, не больше.

– По гроб жизни буду тебе обязан!

Через несколько минут все четверо мчались по загородному шоссе к населенному пункту, где проходило освещение церкви. Ее золотые купола на стройных башнях были видны издалека.

– Belleza sobrenatural. Celestial![8]– восхищался старик.

Заботливая блондинка, пользуясь моментом, пыталась запудрить подбитый глаз:

– Sientese en silencio, su padre Ambrosio. Al menos cinco minutes.[9]

Около церкви было людно. Несколько кордонов из ограждений по всему периметру. Милиция в белых рубашках и люди в черных костюмах всем своим видом подчеркивали важность момента.

– Спасибо! – уже на бегу кричала блондинка.

– Да как бы не за что… – ответил Петрович сам себе.

Мила наблюдала, как люди в черном раздвигают металлические ограждения при виде скрученного свитка в руках блондинки.

– Ну что? Домой? – спросил Петрович.

– До дома, – поправил его Мила.

Петрович медленно, чтобы не подавить людей, начал маневр разворота.

– Стойте! – блондинка бежала обратно к машине. – Вы чуть не забыли свою стекляшку, – она сунула Петровичу в открытое окно «камень для гаданий». – Еще раз спасибо! – И рванула обратно.

Наученный горьким опытом, Петрович больше не раздражался на медленный железный поток, вползающий воскресным вечером в город.

Весеннее солнце, отразившись в стеклах многоэтажек кроваво-красным, быстро ушло за горизонт, погрузив улицы в короткие сумерки. Кода машина въехала на улицу Наметкина, было уже совсем темно.

– Здесь остановись, мне в магазин надо зайти, – скомандовала Мила.

– Наше опасное мероприятие окончено? Даже телефона у меня не возьмешь?

– Возьму, – Мила выхватила визитку у ухмыляющегося Петровича.

– Когда ждать звонка?

– Не знаю. Когда возникнет необходимость. Может, никогда, – и вышла, хлопнув дверью.

Петрович не мог себе объяснить, почему он не уезжает. Он смотрел вслед этой странной женщине, мало похожей на ненормальную, но и на нормальную она тоже не очень тянула.

Вдруг рядом с ней поравнялся низкорослый мужчина в кепке и потянул ее за локоть на боковую дорожку. Это не походило на встречу давних знакомых, и Петрович, выйдя из машины, устремился за ними.

– Эй, вы двое, остановитесь! Полиция!

«Низкорослый» метнулся в кусты, а «нормально ненормальная» начала оседать на дорожку. Петрович еле успел подхватить ее за талию.

– Кто это был?

– Не знаю… я не разглядела его в темноте. Он хотел ограбить меня.

В это время из кустов вырвалась вспышка, и раздался оглушительный выстрел. Петрович, ломая кусты с противоположной от выстрела стороны дорожки, повалился на мокрую землю, увлекая за собой Милу. Закрыв ее своим телом, он выхватил пистолет и сделал два выстрел в ответ.

Подождав немного, он схватил Милу за шкирку, как котенка и, подняв с земли, спрятался с ней за деревом. Все стихло. Только на освященном пяточке перед магазином суетились и громко восклицали испуганные выстрелами люди.

– От кого ты знаешь, что ты участвуешь в опасном мероприятии? Кто тебя втянул в это дело?

Вместо ответа Петрович услышал прерывистое всхлипывание. Похоже, начиналась истерика.

Патруль, вызванный очевидцами, приехал быстро. Следом за ним подоспело еще несколько машин. Весь скверик наполнился полицейским с фонариками, которые фиксировали следы преступления и собирали гильзы в прозрачные пакетики.

Петрович быстро нашел общий язык со своими:

– Сопровождал свою знакомую домой. Попал под обстрел, – объяснял он старшему группы. – Нападение не связываю со своей профессиональной деятельностью. Скорее, покушались на нее.

– А знакомая-то где? – поинтересовался тот в ответ.

Петрович осмотрелся вокруг:

– Вот дуреха! Сбежала. Ей же опасность угрожает!

– Как зовут, где проживает?

Петрович беспомощно молчал. Старший доверительно приблизился:

– Ты эту бабу подснял что ли?

– Какая разница. Ее надо срочно найти. Она где-то здесь живет.

– Понимаю. Поищем. Нам бытовуха на почве ревности тоже не нужна. Поехали в отделение. Там бумаги оформим и прикинем, что делать дальше.

В отделении дежурный налил чашку горячего чая и начал заполнять протоколы.

Петрович разглядывал на рукаве куртки круглую дырку с обожженными краями: