в эти трещины можно будет заглянуть и вместо черноты увидеть само Посмертье. Глупости, конечно, Дверь — это творение мертвых и Ренана Гранфельтского. Когда-то она простояла сотни лет без короля мертвой Армии и не треснула от сухости. Так что процесс рано или поздно должен остановиться.

— Шанс кого-то там встретить минимален, — продолжил тонуть в сомнениях Дар. — Забыла? Время в Посмертье течет иначе.

— Я помню. Поэтому подстраховалась.

— Это еще что значит?

Вместо ответа я выдала загадочную улыбку. Понаблюдав за мной, Дарлан скривился, но с вопросами не полез. То ли поверил, что у меня все под контролем, то ли мысленно отправил в дальний путь.

Пока я раздевалась и с головой окуналась в вонючую трупную воду, Дар стоял неподалеку, напряженно размышляя. Затем сходил к страже, взял нож и револьвер:

— Возьми. Стрелять не вздумай, громкие звуки спровоцируют нежелательный интерес к твоей живой персоне.

— Что-то я запуталась.

— Это на крайний случай, что непонятного? И только если будешь рядом с Дверью. Как и нож… кровь живого человека имеет сильный запах, никакая вода его уже не скроет. Но лучше так, чем идти туда в одиночестве и с голыми руками. Может, снарядим кого-то из моих парней? Пока не слишком поздно.

Но я покачала головой: нет, идти лучше одной.

По второму кругу я полезла в воду: это Дарлан присоветовал собрать на себе не просто вонь, а целый слой так называемой «защиты». Все, что угодно, лишь бы не пахнуть, как живой человек.

Уже у Двери Дар схватил меня за руку, вынуждая остановиться:

— Я вижу, что ты задумала, Иделаида. — сказал он серьезно. — Идти в Посмертье стоит только с важной целью, да? Это твои слова. Глупо. Ты можешь не вернуться, а мы потерять надежду на преимущество. И раньше я знал, где тебя искать, а сейчас что прикажешь делать? Или ты восприняла мою вчерашнюю откровенность близко к сердцу и решила сдристнуть к любимому завоевателю? — он смотрел на меня пристально, словно надеялся прочитать мысли.

Дарлану эта вылазка не нравилась, он сразу дал это понять. Но вот что интересно: он не слишком настаивал на том, чтобы я осталась. Даже выложил рекомендации по купанию в трупной воде, и оружия выдал столько, словно в Посмертье собрались все мои враги разом.

Руку я выдернула:

— Пошел ты с такими предположениями.

— Хороший ответ, — Дар отступил, более задерживать меня он не намерен. — Это шутка была… почти. Хотел убедиться, что все понял правильно. А теперь проваливай в Посмертье, Иделаида, и сделай, что требуется. А еще вернись.

— Чтобы исполнить предначертанное?

— Точно.

Я так и осталась у Двери, повернулась к Дару и спросила:

— Ты ведь не веришь в Храм и его истории.

— И что с того? Это был ответ для тебя. Или… твоя вера вдруг испарилась из-за пары моих слов? Или надежда всколыхнулась где-то внутри? — он вдруг улыбнулся, причем не так, как это обычно делает Дарлан Бурхардингер. По-человечески улыбнулся.

— Ты тут не причем. Просто… — я запнулась, думая, озвучивать мысль или не стоит, но решила, что все же стоит: — Я читала дневники Роксаны недавно и вспомнила, как она лично рассказывала мне свою историю. Как раз в Посмертье… она сказала, что в крови близких людей погибла какая-то ее часть. Кровь любимых сделала ее хозяйкой Посмертья и мертвой Армии. Кровь тех, кого она любила больше, чем саму себя. А Александр… я больше не уверена в его любви.

И не уверена, что мертвая Армия вообще когда-либо подчинится королю.

Этого я вслух не сказала, опасно озвучивать подобные идеи во дворце, но Дарлан отлично меня понял. Посмотрел с едва заметной насмешкой, в этот раз истинно-дарлановской. Он знал, он уже давно думал так же, вот что значила эта кривая ухмылка. Пока я надеялась, что все образуется с помощью предсказания Храма, Дарлан смотрел на ситуацию с другой стороны.

— Увидимся когда-нибудь завтра, Иделаида.

И я вошла в Дверь.

В этот раз я знала, чего ожидать, оттого не пугалась каждого звука. Мое дыхание гулко отталкивалось от серых влажных стен и разносилось по сторонам, от этого звука закладывало уши. В носу щипало от острого запаха гнилости. Я сделала пару шагов вперед, реальность загудела от моего наглого вторжения. С Роксаной все было иначе, проще, не так оглушительно сильно. Шаг, еще шаг, глубокий вдох… я огляделась: темные углы таили незримую угрозу, чье-то присутствие ощущалось до вставших дыбом волос. Что-то громко капало. Далеко впереди в глаза бил яркий свет.

Туда я и направилась.

Дарлан советовал не шастать по Посмертью, не заглядывать в тёмные углы, дабы не нарваться на неприятности. А еще рекомендовал не увлекаться светом, ведь где-то на границе с ним начиналось настоящее Посмертье. То самое, неизведанное, из которого невозможно вернуться. Дверь ведет всего-навсего в Коридор, так же построенный Ренаном Гранфельтским при помощи мертвых. Ренан оставил эту лазейку для живых, очередной подарок великого короля.

Влажный коридор с высокими колоннами и темными углами подходил к концу. Яркий свет, что раньше казался слепящим лучом, вдруг вырос в размерах настолько, что превратил реальность в белоснежную. Я обернулась: позади осталась спасительная тьма, в которой — парадокс — окружение видно лучше. Теперь я ослепла. Или оказалась в Храме. И остались только звуки: гул, капающее на каменный пол нечто и мое дыхание, что разносилось вокруг и нарастало так мощно, что перед глазами все начинало трястись. Посмертье давало понять: вторжение живой плоти ему не по душе.

Дрожащими руками я обняла себя за плечи. На мне почти не было одежды, и это как никогда беспокоило. Тонкий слой ткани казался едва ли не лучшей в мире защитой. От тех, кто остался в тени.

— Ты пришла раньше, чем я думал.

Актер стоял неподалеку, утопая в сияющей белизне Посмертья. Удивительно, но даже здесь он умудрился подойти бесшумно. Как это возможно, ведь каждый мой шаг, каждый вздох сотрясал поверхность? Или это иллюзия, которую чувствую я одна? Я опустила руки вниз и выпрямила спину. Пусть мне страшно и не по себе, но выглядеть перед Актером жалко — последнее дело. Я не та девушка, которую нужно спасать, защищать от кошмаров или самого Посмертья.

Мои манипуляции заставили Хала улыбнуться. Улыбка вышла грустной и мимолетной. Хал смотрел на меня внимательно, как это делал всегда. Но к его взглядам я давно