Болезнь, усугубленная тем, что мерзкие старухи подсунули ей под видом настойки, должно быть, пробудила какую-то скрытую способность подсознания. Та его часть, что была активна только во время сна, заработала на полную катушку, когда Кэтрин была еще вполне в сознании. Трансы подтверждали, что ко всему этому она восприимчива. И все, что она знала — что иногда с ней такое случается. Пока она не избавится от вредоносного влияния Красного Дома и не попадет домой, иначе весь этот опыт рассматривать нельзя — от этого вплотную зависит ее здравомыслие.

Она раздернула тяжелые шторы и взглянула в темень небес. Лучи света пробивались из-за туч — последние, закатные. Кэтрин глянула на экран телефона. Восемь вечера? Абсурд. Наверняка восемь утра, а закат она сейчас путает с рассветом. Она ведь роняла телефон на лестнице накануне вечером — вот настройка и сбилась, поэтому время неправильное.

Пошатываясь и спотыкаясь, она прошла к ноутбуку, лежавшему на письменном столе, и запустила его. Как и телефон, компьютер показывал красный уровень заряда батареи. Но она ведь подзаряжала их — она помнила, как это делала!

Кэтрин подключила оба зарядника к розеткам. Несмотря на то что здесь никогда не было сигнала, мысль о том, что и телефон, и ноутбук разряжены, внезапно показалась совсем уж непереносимой. Я и так окружена мертвечиной и древностью, оставьте мне хоть что-нибудь.

Как только заставка ноутбука прогрузилась, Кэтрин во все глаза уставилась на время и дату. Уму непостижимо — она проспала весь день после бессонной ночи.

Восемь часов вечера.

Желудок саднило и крутило от голода. Вот почему она была такой неуклюжей и слабой, вот почему ее мысли изо всех сил бродили в тумане недоумения, лишь изредка обретая ясность. Она была в отключке двадцать четыре часа, с небольшим количеством воды и совсем без еды.

Дверь в ее комнату была заперта изнутри. При мысли о том, чтобы остаться здесь снова после наступления темноты, она яростно вывернула ключ в замке и распахнула ее. Ее глазам тут же предстал старинный серебряный поднос со столовыми приборами, тарелками, двумя серебряными супницами. Между чайником и блюдцем с маслом лежал конверт. Рядом с подносом стояла красная шляпная коробка и пара узких белых туфелек.

Кэтрин осторожно занесла поднос в комнату и поставила на письменный стол. Супницы были холодные. Да и потом, она скорее старую шляпу съест, чем еще раз попробует что-то из стряпни Мод. Где они вообще все берут? Наличие еды в доме виделось труднообъяснимым. Все, вообще все здесь было каким-то бессмысленным. Три дня стресса из-за омерзительного спектакля, постоянное чувство страха, мухи, выходки безумных старух… Эдит в стальной ванне из-под этанола. Вонь. Лестница.

Так, хватит. Хватит-хватит-хватит.

Она явилась сюда простой оценщицей антиквариата, но теперь эта ее обязанность казалась настолько далекой, что не имела ровным счетом никакого значения. Она так и не оценила здесь ни один предмет, зато ее все еще продолжали всячески оценивать. Но чего ради?

Ее подозрения насчет слабоумия Эдит переросли в страх перед чем-то куда более темным. Она будто не глядя подписала согласие на что-то, о чем ей то ли не рассказали до конца, то ли совершенно намеренно не собирались рассказывать вовсе.

От портняжного манекена шел цветочный запах духов, пропитавший все старинное кружево платья. Открыв коробку, Кэтрин помяла пальцами пожелтевший хлопок шляпы — шелковые цветы по ее краям казались хрупкими, чуть ли не рассыпающимися от старости. На дне коробки оказалась вышитая шаль — вот этой штуке точно было сто лет в обед, от одного прикосновения к ней Кэтрин чуть дернулась, как если бы то был толстый слой паутины. Туфельки оказались такими маленькими и жесткими, что она сразу поняла, что внутрь них не заправит и три пальца своей ноги.

Разорвав конверт, Кэтрин извлекла на свет божий лист желтой бумаги с водяными знаками в виде инициалов Мэйсона. Такую же прислали в контору Леонарда, такая же была доставлена ей домой.

Дрожащий и вихляющий почерк Эдит поддавался дешифровке с трудом, но когда Кэтрин закончила читать, то упала на кровать и уставилась за темное окно.

Так он действительно был здесь? Майк приходил за ней? Сама мысль о том, что он рядом, заставляла Кэтрин почувствовать себя еще хуже. Нет, он пришел не для того, чтобы спасти ее, потому что с ним была «болтливая женщина». Майк привел Тару с собой. Такой акт беспомощной жестокости внезапно подсказал ей, что она никогда не знала его на самом деле, и, возможно, была лишь жертвой собственных желаний все время их отношений. Как она могла так ошибиться? На каком уровне и каким образом его действия были хоть отдаленно приемлемы?

И почему он был здесь? Как он ее нашел? Леонард! Леонард, возможно, столкнулся с ним и позволил себе проболтаться. Или даже сказал ему, что ей нужна помощь, поддержка, кто-то знакомый, что-то вроде этого, — после того ее эмоционального звонка в контору в конце первого дня. Сама идея вмешательства Леонарда взбесила ее. Это означало бы, что Леонард проигнорировал ее просьбу и решил, что знает, как для нее лучше. Если он все еще горел желанием продать безумное барахло Мэйсона после всего того, через что она прошла, она бы могла отвези его сюда — пусть оценивает все сам. Самое время ему вступить в игру, потому что она умывает руки.