Нехорошо, если вода остынет. Зачем тратить ее зря.

У нее закружилась голова и пробил пот, когда вода закипела. Чай приведет ее в норму, чай и короткий отдых.

Она залила кипятком пластиковую чайную ложку зелени, взяла чай и села в кресло.

Усевшись, закрыла глаза.

– Мы отдохнем несколько минуток, – сказала она ребенку. – Я как раз хотела отдохнуть. Вечером соберем бобы и помидоры. Может, еще кабачок. Нам надо…

Она не договорила и охнула от внезапной, сильной судороги.

– Нет! Нет, пожалуйста, не надо!

От второй судороги она упала на колени; чашка выпала из ее пальцев, и чай из одуванчиков пролился на старый плетеный коврик.

Она почувствовала, как ее покидает жизнь, вытекая из нее с болью и кровью.

Бог наказывает грешников, подумала она и, лежа на коврике, мечтала о собственной смерти.

Наши дни

Бодин сумела вернуться домой до сумерек – и до очередного февральского снегопада. Снимая с себя теплую одежду, она уловила вкусные запахи, доносившиеся из кухни.

– Боже, какие ароматы! Клементина, мы, как говорится, готовы съесть все. Может, ты хочешь… – Заметив, что могучая, суровая повариха торопливо вытерла слезы, Бодин замолкла и бросилась к ней. – Что такое? Что случилось? Тебя кто-то обидел? Мама…

Шмыгая носом, Клементина покачала головой:

– Она с твоим отцом уехала; они с кем-то встречаются. Ничего особенного. Мне что-то попало в глаз. Соринка.

– Не говори ерунду. Тебе если даже щепка в глаз попадет размером с мой палец, ты вынешь ее, не пролив ни слезинки. Сядь.

– Разве ты не видишь, что мне надо дожарить цыпленка?

Бодин тут же выключила горелку.

– Цыпленок подождет. Я сказала – сядь, и я не шучу. Садись.

– Интересно, с каких это пор ты начала тут приказывать.

– Сядь. Или хочешь, чтобы я позвонила маме?

– Только попробуй! – С хмурым лицом и мокрыми щеками Клементина села. – Вот. Довольна?

Бодин хотелось огрызнуться, но она промолчала. Она хотела приготовить чай, но решила, что это займет много времени и она утратит свое преимущество. Вместо чая она достала бутылку виски и налила в стакан на два пальца.

Со стуком поставив выпивку перед Клементиной, Бодин села.

– Теперь расскажи мне, что случилось. Сколько раз я делилась с тобой, когда была обижена, расстроена или просто злилась до слез?

– Тебя это не касается.

– Меня касаются все твои проблемы.

Не найдя возражений, Клементина взяла стакан и выпила половину виски.

– Не знаю, что на меня нашло. Просто я слышала… Моя подруга из клуба рукоделия – ты знаешь Сару Говард…

– Конечно, я училась вместе с ее младшим сыном Гарри. Я… ой, Клем, что-нибудь случилось с миссис Говард?

– Нет, нет, у нее все нормально. Я просто… – Прижав ладонь к губам, Клементина собралась с духом. – Сара дружит с Дениз Макни – это мать бедной девочки Кэрин Эллисон. Несколько лет назад она взяла после развода свою девичью фамилию. Кузина Сары, Марджин, вышла замуж за брата Дениз, и Сара дружит с Дениз уже много лет.

– Понятно.

– Сегодня у нас намечена встреча клуба рукоделия у меня дома. С восьми до десяти. Только что позвонила Сара и сказала, что не сможет прийти – а она должна была принести кекс.

Бодин с трудом следила за бессвязным рассказом Клементины.

– Клем, так что случилось с Дениз Макни?

– Она съела горсть пилюль, Бодин. Просто проглотила горсть пилюль, которые доктор дал ей, чтобы она продержалась это ужасное время. Я не знаю, что это за проклятые пилюли.

– Ох, Клем.

– Нашла ее Сара, приехавшая за какой-то кастрюлей. Сара и нашла ее, она вызвала «Скорую».

– Дениз покончила с собой?

– Пыталась. Могла бы уже умереть. Сейчас она в больнице, и Сара говорит, что врачи пока еще не знают. Она рыдала по телефону, Сара рыдала. Она была просто вне себя. И я просто подумала, что та бедная женщина хотела умереть, что она потеряла своего ребенка таким ужасным образом, и это все равно, что потерять свое сердце.

– Я так сочувствую, Клем. Я так сочувствую.

– Она никогда не будет прежней, та мать. – У Клементины дрожал подбородок; она утерла покрасневшие глаза краешком фартука. – Если она и выживет, то уже никогда не будет такой, как была. Люди смотрят на меня и думают, что у меня никогда не было детей, но это неправда.

– Конечно, неправда. – С нежностью сказав это, Бодин крепко сжала руку Клементины. – У тебя есть я, и Чейз, и Рори. Пожалуй, Коллен тоже.

– Я так расстроилась. – Немного успокаиваясь, Клементина смахнула слезы свободной рукой. – Моя хорошая подруга плакала по телефону, переживала из-за своей подруги. Та бедная девочка мертва, а причину мы до сих пор не знаем. А Кора как страдает все эти годы, не зная, жива ее дочка или нет. Сейчас все это навалилось на меня, и я подумала, как бы я вынесла, как бы жила, если бы что-нибудь случилось с кем-то из моих? – Слегка раскачиваясь, она пила виски. – Нет такой любви, как любовь матери к ее ребенку, и не важно, как тот ребенок появляется в ее жизни, и никакая утрата, никакое горе не сравнятся с этим.

– Мы будем осторожными и будем заботиться друг о друге, я обещаю. Разве я не позволяю Коллену или Рори ездить вместе со мной на работу? Да и я тоже разве не присматриваю за ними в это время?

– Бодин, ты почти всегда хорошо себя ведешь. – Клементина улыбнулась.

– Да. А теперь я хочу, чтобы ты сделала то, что, я знаю, тебе хочется, и что ты посоветовала бы мне сделать, окажись я на твоем месте. Поезжай и побудь с твоей подругой в больнице. Ты нужна ей.

– Но я не закончила готовить обед.

– Я все доделаю. Иди. Снова пошел снег, так что будь осторожнее, и я хочу, чтобы ты написала мне, когда вернешься домой. Чтобы я не беспокоилась, – торопливо добавила Бодин.

– Я ездила через снега Монтаны, когда ты еще не родилась. Да, мне сейчас лучше побыть с Сарой.

– Поезжай.

– Ладно. – Она встала. – Поставь цыпленка на средний нагрев и дай ему потомиться двадцать минут. Только никуда не убегай и следи, чтобы не подгорело.

– Слушаюсь, мэм.

– В духовке жарятся морковь и картошка.

Бодин слушала подробные – и повторявшиеся – инструкции, пока Клементина собиралась.

Оставшись одна, она снова включила горелку, проверила духовку, подняла ткань на миске с тестом. Клементина сказала, что ему надо подходить еще минут пятнадцать.

Бодин налила себе вина в бокал и подумала об отчаянии матери и о терпении. Одна мать не смогла пережить утрату. Другая выстояла.