Когда спускаюсь вниз, Тимур сидит на диване в гостиной с телефоном в руках. Я замираю напротив, рассматривая его, он поднимает на меня глаза и вздергивает бровь.

— Что? — задает вопрос, я только качаю головой с улыбкой, снова появляющейся на лице без моих усилий. Он откладывает телефон в сторону и отвечает мне прямым и однозначным взглядом. — Хочешь меня трахнуть?

Я закусываю губу, боже, какой он… Беспардонный, прямолинейный? И боже, как это заводит!

— А это возможно? — спрашиваю его. Он разводит руки в стороны.

— Вот он я, сижу перед тобой. Попробуй.

Я улыбаюсь шире, а потом иду в его сторону, Тимур следит за мной взглядом, в котором я начинаю читать желание. Наклоняюсь, опираясь руками на спинку с двух сторон от его головы. Тимур опускает взгляд на грудь в вырезе, а потом снова поднимает на мои глаза. Я склоняюсь к нему, целую в губы, потом в колючую щеку, обвожу языком ушную раковину. Тимур тянет меня за талию, а я отрываюсь от него и качаю головой:

— Руки, — говорю с улыбкой, он усмехается, чуть поднимает руки, как бы сдаваясь, и опускает их на свои ноги. Я скольжу губами по шее, впадине между ключицами, груди, животу, тяну штаны вниз, а потом, набрав слюны, обхватываю губами член, и тут же слышу тяжелый громкий выдох. Правда, почти сразу Тимур склоняется ко мне, я поднимаю на него лицо: глаза блестят, зрачки расширены. Как будто он под кайфом. Охренеть можно.

— Милана, — он облизывает губы, потом переводит взгляд на мои и аккуратно проводит по ним большим пальцем. — Я дико хочу трахнуть тебя в рот. Но предупреждаю, я не смогу быть нежным.

Разве могут такие слова возбуждать? Я раньше относилась к этому процессу довольно спокойно, но сейчас… Я не просто хочу этого, я реально возбуждаюсь сама. Сглатываю и произношу:

— Ну давай попробуем?

Он так же тяжело дышит, а потом кивает и откидывается на спинку дивана. И действительно, нежности в этом процессе точно нет, только похоть, которая сводит с ума. Не только Тимура, но и меня.

Когда все заканчивается, я прохожу в кухню, мою руки, лицо, а когда вытираюсь полотенцем, Тимур обнимает меня сзади, утыкаясь носом в макушку, и тихо произносит:

— Спасибо. Это было охуенно.

Я снова качаю головой, по-дурацки краснея, поворачиваюсь к Тимуру.

— Просто я очень долго этого хотел, — смотрит он на меня, я вздергиваю брови.

— Даже так?

— Ага. Каждый раз на твою колкость представлял, как ты будешь мне сосать. В ту ночь особенно часто.

Я наклоняю голову, потому что краснею еще больше. Как у него получается так просто все это говорить? Но потом снова смотрю на него и спрашиваю:

— Почему ты не приехал ко мне потом?

Тимур пару секунд смотрит на меня, потом отводит взгляд в сторону, вздыхает, щурясь.

— Это долгая история, — снова смотрит на меня.

— Я готова выслушать.

Он криво усмехается, кивая, идет к балкону, закуривает, присаживаясь на подоконник.

— Мой отец не присутствовал в моей жизни, — говорит Тимур после того, как выдыхает вверх дым. — Но он присылал матери деньги. По меркам маленького городка — большие деньги. Поэтому я вырос, можно сказать, почти мажором. — Тимур усмехается, затягиваясь, я складываю на груди руки, слушая его. — По крайней мере, крутился в тех кругах… Мать с момента моего рождения не работала. Не было необходимости. Когда я был на последнем курсе, они с отцом крупно поссорились.

Тимур выдыхает дым, делает еще одну короткую затяжку и снова выдыхает, туша окурок в пепельнице.

— Отец сложный человек, — Тимур хмурится, глядя в сторону. — Жесткий бизнесмен, привыкший всеми командовать. Короче, он просто перестал слать бабки. Я по его меркам уже был взрослым, а мать должна была как-то сама крутиться, видимо… Только она уже отвыкла от такой жизни. Я пытался найти работу, но это все была ерунда, приносившая мало денег. У меня не было покровителей и серьезных связей в городе. Отец в Питере, и вся движуха там. Потом мама заболела. Нужна была серьезная дорогостоящая операция. И я обратился к отцу. Он сказал: приезжай, зарабатывай. Даю тебе один шанс. Я не мог его упустить, понимаешь?

Я только качаю головой, чувствуя, как в глазах набираются слезы.

— Я пахал на отца в прямом смысле этого слова. Без выходных и проходных, а получал за это сравнительно немного, учитывая, что мне нужно было еще отработать деньги за операцию. Несколько месяцев я вообще из офиса не вылезал. Ты успела уехать в Москву, выйти замуж и забеременеть.

Он смотрит на меня, я все-таки стираю выступившие слезы. Я никогда не думала о том, что у него могут быть такие обстоятельства. Что он просто не мог не уехать тогда. Что не мог приехать… Я думала, раз не объявился, то… Да и сразу казалось очевидным: для Тимура это просто секс, и все.

— Рома мне ничего не рассказывал, — говорю Тимуру, он пожимает плечами, сунув руки в карманы штанов.

— Рома не знал. Никто не знал. Я, знаешь ли, не любитель делиться подробностями своей жизни. Это Рома мог часами болтать, какая ты охренительная, и как классно трахаешься.

— Что? — я отчего-то снова краснею. — Это неправда!

Тимур вздергивает брови, в уголках губ появляется улыбка.

— В первый раз слышу, чтобы девушка отказывалась от такой лестной характеристики.

— Да блин! — я закатываю глаза. — Просто… Он был у меня первым, я была неопытная девчонка. И ему это нравилось…

Я осекаюсь, потому что Тимур снова отворачивается. Да уж, это точно не подходящая тема для разговора.

— Извини.

Он усмехается, разглядывая меня. Мы так и находимся на расстоянии в пару метров, словно нас отбросило в разные стороны, и никак не приблизиться теперь.

— А если бы не мама… Ты бы пришел? — слова мне даются с трудом, вообще неясно, зачем я веду этот разговор, наверное, пытаюсь закрыть гештальт. Я понимаю, вопрос выходит слишком личным, но Тимур только усмехается.

— Разве я мог бы не прийти за охренительной девчонкой, которая так классно трахается?

Я качаю головой, закатывая глаза, Тимур подходит ко мне.

— Пришел бы, — говорит серьезно. — Куда бы я делся, — усмехается сам своим словам. Но потом снова смотрит внимательно. — Только выбрала бы ты меня?

— Я не знаю, — шепчу, опуская глаза. Правда, не знаю. Наверное, нет, сначала нет. А если бы он был настойчив? А если бы я не уехала в Москву? А если бы, узнав о возможной беременности, не вышла замуж за Рому, потому что подозревала, что это может быть не его ребенок? Все сложно, как-то слишком сложно.

Тимур обнимает меня, прижимает, я утыкаюсь носом в его грудь, вдыхаю запах его тела. Становится так тепло, уютно, надежно. И очень-очень страшно оттого, что мне так хорошо.