— кричу я, и мои узы начинают гудеть в груди при одной мысли о том, что ему больно.

Глаза Грифона метнулись в мою сторону, а затем вниз, на себя, как будто ему и в голову не приходило, что то, чем он занимался прошлой ночью, могло оставить улики. — Я в порядке. Это не мое, но тебе придется либо избегать Норта, либо смириться с его исцелением.

Я пытаюсь сесть, отталкиваясь от Атласа и вырываясь из его крепкой хватки. — Где он? Я исцелю его, только скажи мне, где он.

Гейб ворчит позади меня, и я наконец вспоминаю, что он тоже здесь, в кровати, свернувшись калачиком на боку в рваной футболке и грязных шортах. Он не из тех, кто приходит ко мне грязным. Грифон тоже не приходит, значит, случилось что-то плохое.

Атлас одновременно приходит к такому же выводу и хмуро смотрит на Грифона. — Что, блядь, произошло?

Грифон заканчивает сообщение, которое отправляет, затем запихивает телефон обратно в карман и снова скрещивает руки, но его взгляд немного смягчается, когда он видит меня на кровати в моем сильно растрепанном состоянии. Я и так знаю, что выгляжу неважно, ночной сон не пошел на пользу моим волосам.

Я вообще снимала макияж прошлой ночью или у меня сейчас глаза енота?

Черт, почему я думаю об этом именно сейчас? Один из моих Связных ранен, и всем плевать, как я выгляжу.

— Норт уже в пути. Он сказал, что уже ходил к целителю.

Ох.

Мне это не нравится.

Я не знаю, как сказать кому-то из них, что мне это не нравится, но Атлас смотрит на меня, и его челюсть напрягается, его защитные инстинкты остры, как всегда. Я не уверена, что когда-нибудь пойму, как скрывать от него свои эмоции и чувства, потому что он читает меня как проклятую книгу.

В дверь тихо постучали, и Грифон наклоняется, чтобы открыть ее для Норта, и обменивается с ним взглядом, когда тот входит. Лицо Норта состоит из теней, и даже на его помятом костюме есть полосы. Должно быть, он только что вернулся домой от целителей и пришел сюда вместо того, чтобы принять душ или переодеться.

В моей груди нарастает паника, что бы, черт возьми, ни случилось.

Грифон тяжело вздохнул. — Ты выглядишь дерьмово. Тебе нужно очистить календарь на завтра, чтобы не сорваться на Пен и не напустить на нее кошмаров за то, что она ворчит.

Пен.

Я ненавижу эту женщину, и меня даже никогда официально с ней не знакомили, но то, что они все с ней знакомы, заставляет меня скрежетать зубами.

Норт протирает глаза рукой и стонет. — На этой неделе у меня нет свободного времени, не говоря уже о перерыве.

Атласу этот разговор нравится не больше, чем мне, и он огрызается: — Но у тебя все равно нашлось время отправиться к целителю вместо того, чтобы прийти к Оли? Приятно слышать.

Норт хмурится и смотрит мимо него на меня, отвечая прямо мне, а не Атласу. — Я не хотел сейчас ничего в тебе провоцировать. Нам нужно, чтобы ты была в полной силе, на всякий случай.

Атлас смотрит между нами обоими, а затем просто срывается. — В случае чего? Что, блядь, случилось? Если речь идет о безопасности Оли, то мы должны знать.

Норт секунду смотрит на него, а потом выдыхает. — Мой дядя был убит сегодня ночью. У Сопротивления, очевидно, была спящая ячейка рядом с ним, член его семьи, которого я знаю более десяти лет, перерезал ему горло во сне.

Мой желудок опускается.

Блядь. Блядь, они снова приближаются. Могут ли они почувствовать меня здесь? Конечно, могут, у них есть Одаренные, вся работа которых заключается в поиске таких Одаренных, как я. Черт, после того, как я выбралась оттуда, они, вероятно, переключились исключительно на мои поиски. Теперь я снова в полной силе и свечусь, как проклятый маяк, и это только вопрос времени, когда они меня найдут.

Атлас медленно выпрямляется на кровати, немного смещаясь передо мной в своей манере всегда прикрывать меня, независимо от того, с кем мы сталкиваемся. Я бросаю взгляд на Гейба, но он все еще спит, его грудь спокойно двигается, а рука прикрывает глаза. Должно быть, его узы действительно доверяют нам всем, раз он крепко спит во время всего этого.

Мой голос мягкий, когда я пытаюсь выразить свои соболезнования: — Я сожалею… о твоей потере.

Норт смотрит на меня, но его глаза холодные и отстраненные, как будто он поставил между нами огромную стену, чтобы я никогда не смогла прикоснуться к нему. Я понимаю, и не виню его, но мне приходится напоминать себе, что он несет за это такую же ответственность, как и я. Грифон предпочел посмотреть мимо меня, якобы убегая. Гейб тоже, и Атлас. Дрейвены – те, кто этого не хочет.

— Откуда ты знаешь, что это Сопротивление? Кто взял на себя ответственность за нападение? — говорит Атлас, слезая с кровати, хватая свою футболку с конца кровати и натягивая ее через голову. Я подтягиваю колени и прижимаю их к груди, упираясь в них щекой, наблюдая, как они втроем проверяют друг друга.

Глаза Грифона сужаются. — Слуга, который это сделал, оставил послание своей кровью, никто не сможет ошибиться, кто это сделал. Было много разговоров о смещении власти в старых семьях. Уильям – не последняя смерть.

Я смотрю на Норта, но он смотрит через комнату на окно. Я не уверена, насколько он был близок со своим дядей, но вокруг него определенно снова сгущаются тучи.

В комнате на секунду воцаряется тишина, пока мы впитываем эту информацию, затем Норт снова смотрит на Грифона и тычет пальцем в меня. — Следи за ней. Они разбивают группы Связных семей совета, и придут за нами, как только появится возможность. С ней всегда должен быть Связной за пределами этого дома, удвой присутствие ТакTим в кампусе, убедись, что все знают, что это ситуация «попроси прощения».

Для меня это не имеет смысла, но все трое согласны друг с другом, и, хотя я знаю, что буду чувствовать клаустрофобию до обеда, я также предпочту умереть, чем снова попасть в руки Сопротивления.

Атлас снова сдвигается, немного придвигаясь ко мне, но Грифон кивает и встает. — Мы перенесем тренировки в домашний спортзал. Оли, ты можешь сначала позаниматься на беговой дорожке. Иди приготовься, и мы можем начать прямо сейчас, нет