навещал священную рощу, и там состоялся долгий, странный разговор, не то напугавший, не то обнадёживший юного воина.

— Смотрю, девка тебе не наскучила? — Ратмир кивнул на Ингигерд. — И каково пахать данское поле, а?

Девушка, теперь уж точно поняв, что разговор идёт о ней, навострила уши. Славянская речь начинала принимать более-менее осмысленную форму, но всё ещё представлялась ей то сумбурной, шипящей, как ядовитая змея, которая не прячется в траве, а открыто бросается на добычу. То плавной, нежной, словно тёплая речная вода.

Не раз Ингигерд слушала, как поют женщины за работой. Смысла песен она не понимала, но хор голосов заменял собой музыку, перетекая от слов к извилистому потоку звуков спокойных и размещенных, буйных и задорных, печальных, вызывающих непомерную тоску.

Дражко не знал, что ответить на шутку, но это и не понадобилось. Ратмир быстро перешёл от обсуждения любовных похождений к рассказу о том, как корабли Буревоя добрались до Руяна.

— Когда море утихло, до самого горизонта никого не было. Гадал уж, сгинули или просто отбросило далеко. Но к вечеру показались паруса. — Ратмир встал у окна, вдыхая свежий воздух. Запах целебных трав и крови приелся Дракжо, и тот его не чувствовал, однако брат сразу ощутил буйство ароматов. — Готовились к битве — так, на всякий случай. Но затем разглядели медведя.

Соткать парус стоило немало труда и серебра. Выкрасить его мог себе позволить далеко не каждый даже из тех немногочисленных людей, кто вовсе был способен добыть ладью. А уж украсить его символом своего рода… Впрочем, далеко не у одного Буревоя хватало серебра для подобной прихоти, но предупреждать врага о собственном прибытии таким очевидным способом мало кто из них решался, предпочитая скрывать намерения до самого конца.

— Отец обрадовался, — продолжал Ратмир. — Поначалу. За тебя беспокоился, хотел искать дальше, но я предложил идти на Руян. Думал, наши все туда сами направятся.

Брат виновато потупил взгляд, погладил усы, поджав губы. Видно, до сих пор корил себя за это, что, по мнению Дражко, делал совершенно зря.

— А Висмар? — вспомнил он про воеводу двух ладей и лучшего отцовского друга. — Цел?

Вопрос прозвучал тихо, хрипло. Только сейчас обнаружилось, что горло сухое и требует влаги. Проснулась дикая жажда.

— Цел, цел, — усмехнулся Ратмир. — Прибыл в Ральсвик на следующий день после нас.

«Хорошо», — молча кивнул Дражко, осторожно глотая воду из кувшина.

— Матушка так отца обругала… — на лице брата сверкнула злорадная ухмылка, говорил он тише, будто кто услышит. — Думал, сама на борт прыгнет и отправиться тебя искать.

«Она могла», — кивнул Дражко.

Ингигерд немного расслабилась. Этот венд, похожий на Дражко, на первый взгляд показался страшным, от него веяло добротой и теплом. Хотя будто и не замечал её.

Они ещё немного поболтали. Ратмир с интересом выслушал подробности приключений из первых уст, поделился слухами, которые дошли до Руяна в несколько ином виде, причём каждый рассказывал версию, отличающуюся от предыдущей едва ли не в обратную сторону.

Так, велиградский купец Солмир, возвращавшийся из Хедебю, поведал о десятках кораблей, полных кровожадных разбойников, которые опустошили несчастный городишко. Жители Хедебю чуть не подняли тревогу, потому как до этого самого городишки было не более пары дней по суше пути. А иные, кто, видимо, задержался в тех землях подольше и успел застать весть о «Лебеде», сбежавшей в Стариград, сообщал, что разбойников-таки дали отпор. Причём из всего их воинства остался лишь один корабль, да и тот, чтобы удрать, выбросил всё награбленное в морскую пучину. Другие уповали на Бога, ниспославшего шторм, разметавший язычников.

— Ишь, балаболы! — воскликнул Дражко, тут же зажмурившись.

— Да знаю, братишка. Не серчай. Что с этих торгашей взять?

Ратмир приобнял его и наконец обратил внимание на Ингигерд. Подмигнул, ухмыльнулся, шевельнув усами, чём вогнал девушку в краску.

— Скажи отцу, — прошипел Дражко, сжав рукав брата, — Я иду с вами.

— Послушай, я…

— Ратмир! — Взгляд Дражко подсказывал, что спорить бессмысленно. — Я должен.

Ратмир обречённо вздохнул, опустив голову, но вслух ничего не обещал. Отец не уступал упрямостью, а оказаться между молотом и наковальней не хотелось.

Вдруг он нахмурился, присмотрелся.

— Это что ещё такое? — Он поднял с пола камешек, повертел его и перевёл взгляд на Ингигерд.

По спине пробежали мурашки.

— Ведьма…

— Стой! — Дражко схватил его за рукав, не позволив вытащить нож.

— Одумайся, брат! Ладно простая девка — но ведьма может наслать проклятие! Если не сделала это прежде…

Отказаться от своей доли ради рабыни — поступок не слишком благорассудный, если только она не стоит больше выброшенного золота. Но даже если и так, Дражко явно не собирался продавать её.

— Она — моя, — отрезал он.

— Болван! — Ратмир со злостью выбросил руну в окно и пошагал прочь, кинув напоследок: — Ну ничего, матушка скоро тебе мозги вправит. На Руяне!

Дражко поднял другой камень, повертел в руках, рассмотрел неловко нацарапанный знак. Если Инги и ведьма, то явно не особо умелая.

— О чём просила богов? — Он кинул руну рядом с ней.

Девушка спешно подхватила камешек, сжала в кулачке.

— Я обратилась к Фрейе*. Хотела узнать, долго ли мне жить жизнью рабыни.

(*Фрейя — скандинавская богиня красоты, любви и плодородия. Также она связана с магией видения будущего и влияния на него)

— И каков же ответ?

Дражко неразборчиво, с трудом выплюнул чужие слова, но Инги поняла их.

— Я… я не смогла разобрать. Он какой-то… — Она нахмурила нос, подбирая, что сказать. — Неопределённый. Будто Фрейя и сама не знает, что меня ждёт.

— Ясное дело — не знает. Никто не знает.

Дражко хотел бы остаться здесь, с Инги. Девушка привыкала к нему, страха уже не было. Когда она забывала ненадолго о своей участи, удавалось увидеть её настоящую — спокойную, смешливую, бойкую. И безрассудно храбрую. Кстати…

— Твой брат жив. Дан, которого я убил, говорил о нём.

— Ингвар… — Новость заставила выступить слёзы. Одновременно полегчало и одолела тоска. Всё было не зря.

Она вытерла глаза, шмыгнула, огляделась и поняла, что осталась в комнате одна.

В руке лежала руна, означающая надежду.

– Ингвар, не ищи меня. Прошу, живи. Если богам будет угодно, я сама тебя найду. Только дождись.

━─━────༺༻────━─━

На улице закипала жизнь. Из леса возвращались горожане, выжившие и способные праздновать ополченцы глотали мёд, пели, танцевали. Дружина вела себя сдержаннее, но нет-нет, да поглядывала на счастливчиков.

«Лебедь» осторожно лавировал между ладей, чтобы подобраться к причалам. Веремуд ловко рулил на корме, решив, что Яромиру пока рановато доверять такой сложный путь.

Княжич сидел неподалёку, насупившись. На время осады скрепя сердце пришлось признать старшинство